Первая мировая война

В первые четыре дня октября союзники наступали на всех участках Западного фронта. 50-километровый сектор линии Гинденбурга был полностью преодолен. Однако этот успех союзников омрачался тревожными новостями из американского сектора фронта, где возобновившееся 4 октября наступление немцы встретили яростным пулеметным огнем – «один чертов пулемет за другим», как выразился американский солдат. В тот день отряд американцев численностью чуть более 500 человек, занявший неудачную позицию в овраге в 800 метрах впереди первой линии траншей, был окружен превосходящими силами немцев. Два дня они подвергались непрерывным атакам и обстрелам. На второй день, когда у них закончились продукты, на них по ошибке обрушился заградительный огонь американской артиллерии. Затем немцы направили против защитников оврага огнеметчиков, но американцы выбрались наружу и уничтожили их. Американское командование решило, что все кончено, и причислило отряд к «потерям». Ночью немцы отступили. «Потерянный батальон», как его стали называть, не сдался. Из 554 человек погибло 360. На следующий день выжившие спустились со склона к позициям американцев.

Продолжавшаяся на море подводная война, на которую немцы возлагали столько надежд, привела к новым трагедиям. 2 октября близ Картахены был потоплен испанский пароход «Франколи» с 292 пассажирами. Два дня спустя утонули еще 292 пассажира, когда у побережья Ирландии был торпедирован японский лайнер «Хирано Мару». На той же неделе в результате случайного столкновения в Ла-Манше затонул вооруженный транспорт «Отранто»: из тысячи американских солдат на его борту утонуло 431.

Первая революция в Германии произошла 2 октября. Но не на улицах, чего боялся Людендорф, а в зале заседаний: канцлером стал двоюродный брат кайзера, принц Максимилиан Баденский. Он согласился на эту должность только после того, как кайзер принял два его условия: теперь объявлять войну и заключать мир имеет право только парламент, а сам кайзер должен незамедлительно отказаться от руководства армией и флотом. В тот же день на совещании в Берлине Гинденбург повторил совет Людендорфа (сам Людендорф остался в Спа) о немедленном заключении перемирия. «Армия не может ждать сорок восемь часов», – заявил Гинденбург кайзеру. Принц Максимилиан возражал. Он не хотел вступать в переговоры с противником, уже оставив позиции на фронте. «Я надеялся, что смогу побороть пессимизм и восстановить уверенность, – вспоминал он, – поскольку сам по-прежнему был твердо убежден, что, несмотря на истощение наших сил, мы способны много месяцев удерживать врага вне пределов нашего отечества».

Гинденбург ответил, что ситуация требует немедленного перемирия. Если ситуация настолько плоха, язвительно парировал принц Максимилиан, то армия должна поднять белый флаг на поле боя. Решение принято не было, поскольку Гинденбург, как до него Китченер в Великобритании, не смог отстоять свою точку зрения и лишь упрямо повторял ее. Потребовался рапорт от Людендорфа – с предложениями и обоснованиями. Этот рапорт был отправлен в Берлин вечером того же дня после телефонного звонка от Гинденбурга. В нем говорилось, что катастрофа на Салоникском фронте, «в результате которой требуется ослабить наши резервы на западе», и невозможность восполнить «тяжелейшие потери», понесенные за несколько последних дней, делают необходимым немедленное перемирие, «дабы избавить немецкий народ и его союзников от дальнейших ненужных жертв». Письмо Людендорфа, под которым Гинденбург поставил свою подпись, заканчивалось откровенным описанием того, что происходит на фронте: «Каждый день обходится нам в тысячи жизней храбрых солдат». Это предложение могло быть написано почти в любой из 1500 минувших дней войны.

Принц Максимилиан не оставил надежду отсрочить просьбу о перемирии. 3 октября он предупредил Гинденбурга, что поспешное перемирие может привести к потере как Эльзаса и Лотарингии, так и районов Восточной Пруссии с преобладающим польским населением. Эти территориальные уступки Германии входили в Четырнадцать пунктов проекта мирного договора президента Вильсона. Гинденбург снова позвонил Людендорфу, а затем сообщил канцлеру, что для высшего командования Германии потеря Эльзаса и Лотарингии приемлема, в отличие от территории на востоке. Как выразился один историк, «становилось все более и более очевидным, что канцлер прочел Четырнадцать пунктов, а высшее командование нет» [262].

Принц Максимилиан наконец определился. 3 октября он включил в состав правительства двух депутатов от Социалистической партии, один из которых, Филипп Шейдеман, мудро заметил: «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца». Чтобы положить конец ужасу, требовалось перемирие. 4 октября, проинформировав рейхстаг о необходимости мира и заручившись поддержкой Австрии в том, что уже нельзя было откладывать, принц Максимилиан отправил в Вашингтон телеграмму с предложением о перемирии.