Первая мировая война

В последнюю неделю июля русская Ставка разослала всем командующим секретный доклад об антивоенной пропаганде большевиков. Листовки, пояснялось в докладе, прячут в посылках, которые солдатам присылают из дома. В ответ армейское командование признавало: «Чтобы удержать людей в траншеях, требуются нечеловеческие усилия». В недовольстве русских войной немцы увидели средство подрыва боеспособности противника. 27 июля американский посол в Берлине Джеймс У. Джерард сообщал в Вашингтон, что немцы «отбирают революционеров и либералов среди русских военнопленных, снабжают их деньгами и фальшивыми паспортами и отправляют назад в Россию для разжигания революции». 30 июля в Петрограде военный министр генерал Поливанов предупреждал своих коллег в правительстве: «Следует ожидать масштабной деморализации, сдачи в плен и дезертирства».

Затянувшаяся война имела неприятные последствия не только для России. 15 июля, за две недели до предупреждения Поливанова, сэр Эдвард Грей встречался с канадским премьер-министром Робертом Борденом. «Он с величайшей серьезностью говорил о бремени, которое несет с собой война», – отмечал Борден в своем дневнике. По мнению Грея, продолжение войны «должно привести к ниспровержению всех существующих форм правления».

В июле в боях против австрийцев потерпели неудачу итальянцы. В Доломитовых Альпах австрийцы отразили пятнадцать итальянских атак. На реке Изонцо после пяти дней боев на фронте шириной 30 километров итальянцы, несмотря на шестикратное превосходство в численности, понесли тяжелые потери и продвинулись меньше чем на пару километров. На высотах за Горицией австрийцы отбросили их назад, захватив 1500 пленных. На Адриатике два итальянских крейсера были потоплены австрийскими подводными лодками.

Союзники также столкнулись с трудностями в Дарданеллах. В июле на Галлипольском полуострове британские войска дважды отказывались идти в атаку. В Дарданеллах была потеряна французская подводная лодка, запутавшаяся в противолодочных сетевых заграждениях.

25 июля, предвидя неминуемое наступление немцев, русские эвакуировали заводы из Варшавы [88]. В Армении турецкие войска отразили наступление русских. В турецком тылу, в причерноморском Трабзоне, с 7 по 23 июля 15 000 турецких солдат вырезали 17 000 жителей из числа армян; уцелели только сто человек. В это же время тысячи армян были убиты на юге, в верхнем течении Евфрата, в деревнях близ Муса. Известия об этих зверствах вызвали всеобщее возмущение в государствах Антанты: 6 сентября в Лондоне палата лордов решительно осудила действия турок. Но война продолжалась, и все прежние ограничения были отброшены. Британия готовилась в следующем наступлении применить отравляющие газы, а 20 июля кайзер по настоянию фон Бахмана, начальника штаба немецкого флота, отозвал свой приказ не бомбить жилые районы Лондона. Теперь предписывалось щадить только здания, представлявшие «исторический интерес».

9 июля войска Антанты одержали победу на далеком фронте, в Германской Юго-Западной Африке, где южноафриканская армия заставила немцев капитулировать. Шесть дней спустя Южная Африка аннексировала эту территорию. Прошло меньше года после начала войны, а уже начался дележ территорий. В Европе Болгария, не вступая в войну на стороне Центральных держав, 17 июля подписала тайный договор с Германией и Австрией, по которому ей были обещаны полторы тысячи квадратных километров турецких земель во Фракии. Затем Болгария стала настаивать на других приобретениях, в том числе сербских и греческих провинциях Македонии, а также румынском прибрежном регионе Силистрия.

27 июля в Берлине Союз нового отечества поддержал заявление известных немецких интеллектуалов (всего 91 человек), выступавших против территориальных аннексий и настаивающих на взаимовыгодном мире. Среди подписавших обращение был Эйнштейн. Он также поддержал Союз, когда организация стала распространять по почте сборник высказываний британских пацифистов, среди которых были Бертран Рассел и Джордж Бернард Шоу. Для немецких властей это было уже слишком. Отделения Союза разгромили, запретив новые публикации, членам не разрешили общаться друг с другом, а двух секретарш арестовали. Это была прелюдия к полному запрещению Союза.