Первая мировая война

В послевоенные годы широкое распространение получил пацифизм, в основном в форме призывов к всеобщему разоружению. Германия, Австрия, Венгрия и Турция разоружились по условиям мирных договоров, и пацифисты оказывали давление на правительства стран-победительниц, особенно на французское правительство, настаивая на сокращении вооружений до минимального уровня. В 1925 г., когда Локарнские договоры, казалось бы, предложили юридическую и дипломатическую конструкцию, позволяющую в будущем избегать войн между Францией и Германией, был опубликован манифест против воинской повинности, подписанный в том числе Альбертом Эйнштейном и Махатмой Ганди. «Заставлять людей, – писали они, – против воли и их убеждений идти на смерть или убивать других – это унижение человеческого достоинства. Государство, которое считает себя вправе заставлять своих граждан быть военнообязанными, даже в мирное время пренебрегает основными правами человека. Более того, обязательная воинская повинность прививает всей мужской части населения дух агрессивного милитаризма и как раз на том этапе жизни, когда человек более всего подвержен влиянию со стороны. В результате насаждения милитаризма война начинает восприниматься как неизбежное и даже желанное явление».

Договоры, цивилизованное поведение, торговля, разоружение: были ли эти средства достижения устойчивого мира просто отзвуком идиллической жизни до 1914 г. или проявлением нового прагматизма, рожденного четырьмя годами страданий и разрушений? 15 ноября 1920 г. на первом заседании Ассамблеи Лиги Наций предложение не наращивать вооружения в течение двух лет встретило сопротивление шести государств, которые не соглашались даже на такой короткий мораторий: Франции, Польши, Румынии, Бразилии, Чили и Уругвая. Франция стала самой сильной в военном отношении страной в Европе, поскольку по условиям Версальского договора Германии пришлось разоружиться, что стало причиной недовольства немцев. 4 августа 1928 г., в четырнадцатую годовщину объявления Британией войны Германии, сэр Хорас Рамбольд, который был в Берлине в 1914 г., снова оказался в немецкой столице, на этот раз для того, чтобы вручить верительные грамоты посла Великобритании немецкому президенту Гинденбургу. Во второй половине дня он шел по улицам в районе посольства. «Вокруг не было почти ни души. Два щуплых солдата, которых я встретил во время прогулки, представляли армию, численность которой была ограничена 100 000 человек. Гигантская военная машина Германии на тот момент была разобрана, но, как впоследствии выяснилось, только на тот момент».

Этот «момент» закончился одиннадцать лет спустя, когда новый руководитель Германии, бывший ефрейтор, который в 1918 г. на Западном фронте временно ослеп от газа, решил, что может превратить поражение в победу при помощи перевооружения, национальной мобилизации, террора, тирании, дипломатии и войны. Через десять лет после окончания войны он уже был политической фигурой, с которой в Германии считались, – он в резких тонах говорил о необходимости возмездия, о перевооружении, о возврате утраченных земель и об исключении из жизни страны выбранного им козла отпущения, немецких евреев. В 1918 г., писал Гитлер в своей книге Mein Kampf в 1925 г., нужно было отравить газом несколько тысяч евреев, и тогда Германия могла бы избежать поражения. Он не признавал патриотизма сотен тысяч евреев, служивших в немецкой армии, или памяти 12 000 солдат из числа евреев, погибших в боях с 1914 по 1918 г.

Послевоенный период длился два десятилетия – двадцать лет непрочного мира между Первой и Второй мировыми войнами. В эти годы литература о войне отражала все связанные с ней чувства, от патриотического энтузиазма и национального самосознания до страданий и разочарований отдельного человека. Рассказы, романы, фильмы, пьесы и стихи, музыка, картины и карикатуры, даже почтовые марки – все это напоминало о четырех годах войны миллионам тех, кто в ней участвовал, и еще большему числу тех, кто следил за ней из дома по газетам, кинохронике, письмам и рассказам приехавших в отпуск. Практически каждый генерал стремился описать и оправдать свои действия. Тысячи участников войны рассказывали о различных ее эпизодах. Были воскрешены десять тысяч забытых моментов славы – например, в вышедшей в 1923 г. книге генерала Манжена «Люди и факты» (Des Hommes et des Faits), где он рассказывал об освобождении деревни Оне в августе 1914 г., когда французский фронт почти повсеместно откатывался назад. Это был один из героических эпизодов первых недель войны.

Повсюду открывались музеи, а в Советском Союзе – антивоенные музеи. В 1924 году в Англии, в Бовингдоне, открылся танковый музей, в котором можно было увидеть самый первый танк, который называли Большим Вилли, Сороконожкой или Матерью. Сегодня его там больше нет: в 1940 г., когда потребовался металлолом для оборонных заводов, Большого Вилли отправили на переплавку, и он превратился в снаряды и шрапнель для новой войны.