Первая мировая война

Бесчеловечность, проявленная немцами во время войны, вызвала волну возмущения в европейских столицах стран-союзниц, особенно когда стали известны подробности их обращения со взятыми в плен ранеными. Найденный французами дневник немецкого солдата был передан британцам и включен в ежедневную сводку 1-й армии. Вот что записал этот немецкий солдат 19 декабря: «Вид этих траншей и ярость, если не сказать изуверство наших солдат, с которой они насмерть забили раненого англичанина, поразили меня настолько, что до конца дня я был ни на что не годен». Через несколько дней после провальной атаки шотландского гвардейского полка, предпринятой 18 декабря у Живанши, гнев охватил британские позиции, когда распространилась история раненого британца, который полз к своему окопу и был сначала намеренно дважды ранен в ноги, а когда он уже достиг бруствера, застрелен немцами.

Будни позиционной войны вообще отличались жестокостью. 22 декабря двое раненых, после немецкой контратаки два дня пролежавшие у немецкого бруствера, добрались до своих окопов. У обоих началась гангрена, а один сошел с ума. На следующий день после атаки Ливерпульского шотландского полка старший сержант Р. Э. Скотт Мэкфи писал своему отцу прямо из траншеи, отбитой у немцев ротой F:

«Вэнс, недавно ставший капралом, убит; волынщик роты F серьезно ранен; Бич, один из моих солдат, получил ранение в колено и т. д.».

Подошли санитары-носильщики, идущие за ранеными, и Мэкфи спросил:

«– Холт, а кто туда идет?

– Санитары-носильщики Ливерпульского шотландского полка.

– Фолкнер с вами?

– Нет.

– А Ситрин?

– Здесь.

– Как дела, Ситрин?

– Хорошо, старший сержант!»

Ситрин в их полковом оркестре был единственным, кто умел играть на тенорной трубе. «Он хотел вступить в армию обычным рядовым, но доктор, заметив его смышленость, убедил его стать санитаром-носильщиком». Через пятнадцать минут носильщики вернулись:

«– Эй, кто у вас там?

– Ситрина подстрелили».

Мэкфи был обеспокоен состоянием раненого волынщика. «Носильщики вернулись незадолго до рассвета. Офицер не разрешил им продолжать, потому что уже рассвело. К полудню бедняга волынщик умер от потери крови в залитой водой траншее, без еды и воды, а еще одному раненому пришлось лежать на его трупе».

Ко всем этим ужасам добавились скрытые угрозы, подстерегавшие солдат в бою. 22 декабря Черчилль уведомил Адмиралтейство, что сэр Джон Френч приказал «не прекращать огонь», даже если немцы вывесят белый флаг на любом из участков Западного фронта: «как показала практика, немцы систематически злоупотребляют этим сигналом». Следовательно, «любой немецкий корабль, вывесивший белый флаг, в принципе должен быть обстрелян». «Если нет оснований сомневаться в беспомощности корабля», он может сдаться, но при малейшем сомнении его следует затопить. В любом морском бою «все корабли, вывесившие белые флаги, должны без колебаний подвергаться обстрелу».

В то Рождество на участках фронта, где войска каждой из европейских стран праздновали рождение своего Спасителя, началось спонтанное братание солдат. Война, длившаяся уже почти пять месяцев, становилась все более жестокой. И вот накануне Рождества на некоторых участках внезапно возникло стихийное перемирие. «Мы разговорились с немцами, которые всерьез хотели установить перемирие на время Рождества», – писал 25-летний лейтенант шотландского гвардейского полка сэр Эдвард Халс в военном дневнике своего батальона. «Разведчик Ф. Меркер встретился с немецким патрулем, они угостили его виски и сигарами и передали через него сообщение, что, если мы прекратим стрельбу, они тоже не станут стрелять». В ту ночь на линии фронта, где еще пять дней назад шли ожесточенные бои, наступило затишье.

Наутро немецкие солдаты пошли к британским окопам, и британцы вышли им навстречу. «Они были настроены очень дружелюбно, обменивались сувенирами, кокардами, значками и т. д.», – писал Халс. Британцы угостили немцев сливовыми пудингами, которые пришлись им по вкусу. Затем договорились похоронить британских солдат, убитых 18 декабря во время неудачной атаки: их трупы до сих пор лежали между траншеями, в основном на границе немецкой линии обороны, там, где они погибли. «Немцы перенесли их тела на середину, и мы их похоронили, – записал Халс в батальонном дневнике. – Британцы и немцы выстроились в два ряда, и немецкий и английский священники по очереди прочитали молитвы. Похороны прошли торжественно и со всеми почестями».

На Рождество братания прошли почти по всей британско-немецкой линии фронта и на некоторых бельгийских и французских участках. Инициаторами в основном выступали немцы, которые передавали сообщения или запевали песню. Неподалеку от Плугстерта капитан Р. Дж. Армс, знавший немецкий, слушая вместе с солдатами немецкую серенаду, попросил немцев спеть еще одну, и они исполнили балладу Шумана «Два гренадера». Затем солдаты вышли из траншей и встретились на нейтральной полосе, где произошло братание, после чего немцы спели «Стража на Рейне», а британцы – «Проснитесь, христиане!».