Первая мировая война (август 2007)

Первое изменение, которое я заметила, - в Петербурге стали игнорировать все немецкое. Мы в институте учили немецкий и французский (французский вообще был главным языком, главнее русского, на нем мы говорили и вне классов). Вдруг вместо немецкого ввели английский. И вообще все германское стало исчезать из жизни - книги, вещи. Появились английские забавы: стал очень модным, например, футбол. Если раньше в футбол играли только мужики с английских заводов, то тут к нему пристрастилась молодежь - гимназисты, студенты университета. Англичан в городе было много, и каждую неделю устраивали матч между ними и нашими молодыми людьми. Мы всегда болели за ничью!

До лета 1915 года никаких изменений в худшую сторону я не замечала. Все так же были балы, мы танцевали там с кадетами. На выпускной бал к нам в институт приехала, по традиции, императрица Александра Федоровна. Музыка, веселье. В армию непосредственно из Петрограда забирали совсем немногих - мальчишки рвались на фронт, но их возвращали. Кстати, переименование Петербурга в Петроград все восприняли хорошо. Говорили, наконец-то город станет русским, каким ему и положено быть.

Перемены, к которым привела война, я заметила не в Петрограде, а летом, когда на каникулах гостила у родителей. Я слышала, как папа рассказывал маме об отправке неблагонадежных офицеров с фронта в Кушку - по его дороге. Якобы эти офицеры сеяли панику и пропагандировали революционные настроения. Кстати, в 1917 году офицеры этого гарнизона, первые в России, отправили поздравительную телеграмму Временному правительству. А у меня в голове не укладывалось, как можно желать поражения своей стране.

Осенью 1915-го и зимой 1915-16 годов произошла какая-то перемена в городе - люди стали более мрачными, чем раньше. В это же время начали отправлять на фронт молодых офицеров, с которыми еще год назад мы танцевали на балах. И через месяц-другой некоторых из них после ранений стали доставлять в петроградские лазареты. Раз в неделю все девочки из института туда ходили - помогать. Мне было 11-12 лет, и я, конечно, могла помочь раненым офицерам скорее словом, чем делом. Читала им стихи, что-то приносила из магазинов.

Но жизнь все равно не прекращалась! Той зимой как раз вошло в моду фигурное катание. И вообще как-то внезапно в нашу жизнь ворвался спорт. Мы очень активно занимались джигитовкой, плаванием, катанием на велосипеде. Жизнь немного огрубела. Но одновременно все стали очень модно одеваться. Тратили последние деньги на одежду. И многие наши девочки из класса тоже спускали все родительские деньги на наряды. У меня в 12 лет появилась горностаевая муфта, много платьев, шляпок.

Еще вот что я стала замечать за более старшими девочками, особенно из народа: у них стал пропадать патриотический пыл. Мы, институтские девочки, конечно, не знали всей правды о том, как живет народ. Что уже хлеба не стало, что другие продукты очень сильно подорожали. Но при этом меня очень удивляло, что этот самый народ сильно потянулся к развлечениям - авангардному театру, кабаре, литературным вечерам в кабаках. И еще - даже перед Февральской все рестораны были полны. Это тоже казалось удивительным.

В 1916 году многие стали уезжать в Финляндию, говорили, мол, там спокойнее. А среди девочек стало модно увлекаться поэтами и анархистами. И те, и другие казались романтиками. Так хотелось романтики в этот 1916 год!

Не всем жилось в то время тяжело. Я дружила с одной девочкой. Ее отец во время войны поставлял в армию хлеб и другие продукты и стал миллионером. Он поступал так: приезжал к линии фронта и за полцены скупал скот. Говорил, все равно немцы отнимут или убьют во время боев. Еще он как-то переправлял деньги во Францию - по-моему, через Швецию. Подружка хвасталась, что они купили дом в Ницце. А мы с классом в это время последние детские рублики собирали для помощи раненым и вдовам. Что потом с этой семьей стало, я уже не помню.

В конце 1916 года даже у нас в классе девочки стали говорить об измене на фронте среди генералов. Из царской семьи к нам в институт приезжать стали редко. Бульварные газеты писали про похождения Распутина. Называли его немецким шпионом. На улицах появились солдаты-инвалиды, просившие милостыню. В Петроград приехало неожиданно много корейцев и китайцев. Говорили, что некому стало работать. Все это действовало как-то угнетающе. Спасали только книги. Я стала много читать.

Потом, ближе к весне, классная дама рассказала нам о том, что произошла революция. Причем рассказывала она это на русском языке - а до того всегда разговаривала с нами только по-французски. Чуть позже, в марте или начале апреля, отец прислал за мной, и я уехала на Арал. А оттуда, уже со всей семьей, - в Ташкент, папу туда перевели. И в свои 13 с половиной лет я тогда почему-то стала вдруг ощущать себя гораздо старше - наверное, 20-летней девушкой.

Записал Павел Пряников

Анна Кузьминская Величие в том, чтобы лечь на рельсы