Первая мировая война. Борьба миров

А вот официальные данные о положении за 30 июля 1915 г.: «На театре войны беспросветно. Отступление не прекращается. Вся армия постоянно передвигается внутрь страны и линия (фронта) меняется чуть ли не каждый нас. Деморализация, сдана в плен, дезертирство принимают грандиозные размеры». «Не знаем, как глубоко придется нам очистить Россию, скоро ли прекратится эвакуационно-беженский период военных действий». 4 августа 1915 г.: «По-прежнему ничего отрадного, бодрящего. Сплошная картина разгрома и растерянности». Из письма солдата домой: «Теперь идем в глубь России, да собственно не идем, а бежим. Герман двигается за нами по пятам. Где остановимся не известно. Кажется, до Москвы будем утекать или до Урала. Эта война хуже и японской. Ту пропили, а эту продали. Есть слух будто германцы, отпуская перевязанных раненых говорили. «Зачем вы сопротивляетесь, отступайте без боя. Ведь еще в 1912 году весь польский край до Ковны продан нам, сопротивление бесполезно. Значит, зря губят людей, показывая, что ведут войну». На что же надеется командование армии, военный министр? «Уповаю, — заявил Поливанов, — на пространства непроходимые, на грязь невылазную и на милость угодника Николая Мирликийского, покровителя Святой Руси».

Кажется, князь В. П. Мещерский как-то точно подметил, что первый министр в России — это почему-то всегда Николай Чудотворец. Надеемся на чудо. Хотя Ф. Тютчев верно заметил, что должность Русского Бога — не синекура. Считал и считаю, что главная вина в цепи поражений ложится на Ставку и на буржуа, что, желая войны, готовились к ее ведению из рук вон плохо. А затем, как скажет А. В. Кривошеий, отступление и «великое переселение народов и повлекут Россию в бездну, к революции и гибели».

Большую угрозу для русского общества представляла и печать, далеко не всегда находившаяся в руках истинных патриотов. Очень многие возмущались ее разнузданностью паникерством и трусостью. А. В. Кривошеий говорил: «…сплошная брань, голословное осуждение, возбуждение общественного мнения против власти, распускание сенсационных известии — все это день за днем действует на психику 180-миллионного населения». Генерал-прокурор А. Хвостов был полностью с ним солидарен. «Особенно надо обратить внимание на статьи, которыми в обществе возбуждаются неосновательные надежды и ожидания. Вранье с расчетом оповестить, а потом свалить на правительство или, еще хуже, на влияния… Нельзя допускать в газетах печатания слухов в заведомо агитационных целях». От министра финансов П. Л. Барка требовали воздействовать на банки, от которых во многом зависит курс большинства русских «независимых газет». Сошлись в том, что надо бы побыстрее ввести печать в границы. На одном из секретных заседаний Совета министров затронули вопрос о распространении в Петрограде паники (в связи с тяжелыми событиями на фронте). Министр внутренних дел призвал «избавить Петроград от слабонервных болтунов, шатающихся по ресторанам и смущающих общественное сознание». Хвостов поддержал: «Было бы недурно. Мочи нет от сеятелей паники».

1916 год не принес улучшений на фронте… Общее мнение в Германии и России таково, что «военное положение России очень плохо». Реакцией на поражения стала смена премьера. 10 января во главе правительства стал обрусевший немец Б. В. Штюрмер. Все, в том числе немцы, увидели признак желания начать переговоры о мире. Германский кронпринц, убеждал правительство, что «необходимо как можно скорее схватиться за протянутую руку…» Летом и в начале осени 1916 г. говорили как о чем-то «само собой разумеющемся», что может упустить только «самая бездарная дипломатия». К сожалению, миссия Штюрмера оказалась невыполнимой.