Первая мировая война. Катастрофа 1914 года

К счастью для Жоффра и союзников, в тот день Китченер ясно дал понять сэру Джону, что британское правительство не потерпит вывода войск из Франции в одностороннем порядке. Военный министр переслал главнокомандующему в Военный кабинет копию своей телеграммы, отправленной вечером в среду: «Войска Френча находятся на линии фронта, где они и останутся, сообразуясь с действиями французской армии, но в то же время проявляя осторожность, чтобы ни в коем случае не остаться без поддержки с флангов». Сам Китченер впоследствии не сомневался, что именно его беседа с Френчем и последующие распоряжения заставили главнокомандующего отказаться от намерений как можно быстрее увести свои войска к побережью.

После сентябрьских сражений Галлиени стал приписывать себе заслугу разработки и исполнения плана разворачивающейся сейчас атаки. Это было нелепо. Жоффр собирался предпринять контрнаступление на севере еще до того, как Галлиени назначили комендантом. Оба пришли к одному и тому же решению независимо друг от друга, и командовал операцией Жоффр. Однако энергия и предприимчивость коменданта сыграли существенную роль в формировании, а затем и доставке на поле боя армии Манури. Квинтэссенцией его усилий стала мобилизация всех транспортных ресурсов французской столицы для переброски войск – так появились легендарные «марнские такси». Такси действительно сослужили службу фронту, однако перевезли они всего 4000 человек, одну-единственную бригаду, из 150 000 солдат 6-й армии. Тем не менее Галлиени заслужил место в одном ряду с другими выдающимися личностями того времени, тогда как более слабые духом попросту ломались.

Возглавил список этих малодушных, разумеется, Шарль Ланрезак. 3 сентября Жоффр скрепя сердце снял своего старого товарища с должности. Командующий 5-й армией был сослан в тыловые казармы Лиможа, подарившие французскому языку новый глагол limoger – «отстранить офицера от должности». Вряд ли Ланрезака утешало то, что он оказался не единственным опальным генералом: после проведенной Жоффром чистки в Лимож отправились три командующих армиями, 10 командиров корпусов и 38 командиров дивизий.

Вести о масштабных переменах вскоре достигли экспедиционных войск. Сэр Джон Френч пришел в восторг, хотя больше кого бы то ни было заслуживал «лиможирования». Воодушевились и британские офицеры более скромных рангов: 4 сентября до Гая Харкорта-Вернона дошел слух, что во главе соседних французских армий поставлены «более молодые и рьяные» генералы. Предшественников же их, согласно тем же слухам, расстреляли за трусость. «Правда это или нет, не знаю», – писал Харкорт-Вернон{623}. Отчасти правда. Хоть Жоффр и не расстрелял опальных генералов, он все же издал безжалостное распоряжение казнить рядовых солдат, признанных виновными в дезертирстве или трусости, pour encourager les autres (чтобы другим неповадно было). «Оставивших свои части, – писал Жоффр в приказе от 2 сентября, – следует отлавливать и расстреливать на месте». Результаты не замедлили ждать, солдаты быстро осознали, чем грозит им бегство с поля боя. В 1914 году французская армия в большинстве своем демонстрировала мужество и целеустремленность, особенно принимая во внимание страшные августовские испытания. Однако ее боевой пыл ощутимо поддерживали драконовские меры, приводимые в исполнение расстрельными командами.

Ланрезака сменил самый выдающийся из командиров его корпусов – Луи Франше д’Эспере, офицер с тигриной хваткой, отличившийся при Динане и Гизе (а впоследствии один из самых почитаемых французских генералов этой войны). Спирсу его голова «напоминала снаряд для гаубицы»{624}. Первое выступление нового командующего армией перед собственным штабом 4 сентября встряхнуло войска не хуже электрического разряда: он предупредил, что неисполнение приказов будет караться расстрелом и что 5-я армия должна готовиться к главному своему сражению. Однополчане жалели казненных, однако необходимость крайних мер под сомнение практически не ставилась. Бывший жандарм Жюль Аллар, призванный в ряды военной полиции, вместе с капелланом и юристом сообщил одному из обвиненных рядовых о вынесенном смертном приговоре. Затем все трое присутствовали при казни. Аллар отчитывался лаконично: «Отказался от повязки на глаза. [Расстреливаемый] сам отдал команду стрелять; доктор удостоверяет смерть. Для него умереть оказалась достойнее, чем жить»{625}.

3 сентября Галлиени ненадолго оторвался от организации обороны французской столицы, чтобы встретиться с несколькими членами дипломатического корпуса, которые не бежали в Бордо{626}. Его тепло приняли американский и испанский послы – причем последний ясно дал понять, что победа Германии его обрадует. Норвежский посол не только придерживался такого же мнения, но и предлагал взять на себя роль посредника в мирных переговорах, когда немцы войдут в город.