Первая мировая: война, которой могло не быть

По мнению британского историка В. В. Готлиба, сараевское убийство было невыгодно Сербии, поскольку эрцгерцог выступал за преобразование двуединой монархии в Австро-Венгро-Славию. Его женитьба по любви на фрейлине-чешке стала вызовом традициям династии и лишила детей от «неравного» брака прав на австрийскую и венгерскую короны, но они теоретически могли получить корону славянских земель в реформированной империи. Полетика поправил Готлиба, указав, что идея триединой монархии делала Франца-Фердинанда опасным соперником Карагеоргиевичей, претендовавших на объединение южных славян Австро-Венгрии с Сербией под своим скипетром. «Триализм (идея триединой монархии. — В. М.) означал смерть южнославянской националистической идеи, — признал один из членов «Чёрной руки». — Апис знал это и потому подготовил сараевское убийство». Венгерские магнаты боялись, что эрцгерцог уравняет славян с немцами и мадьярами, и не хотели его появления на престоле. Наследник, в свою очередь, называл их методы управления «дикими» и «средневековыми», их деятельность — вредящей престижу империи и подозревал венгерского премьера Стефана Тиссу в стремлении подчинить себе не только Будапешт, но и Вену. Наконец в 1912 г. Франца-Фердинанда «приговорили к смерти» масоны: «Эрцгерцог не будет царствовать. Он умрёт на ступенях трона».

При упоминании о «масонском следе» читатель имеет право скептически усмехнуться: дескать, вы нам ещё про «жидомасонский заговор» расскажете… Действительно, в современной истории немного тем, которые были бы столь же скомпрометированы безответственными и надуманными «разоблачениями», как всё связанное с масонством. Однако ложи «Великого Востока» играли большую роль в политической жизни Франции: в них велись откровенные разговоры между непримиримыми политическими противниками и завязывались полезные связи. Почти все видные французские политики были «братьями». Связанное с ними русское масонство начала XX в., как доказал историк Виталий Старцев, стало площадкой для собирания сил буржуазно-либеральной оппозиции против монархии.

С «Великим Востоком» контактировала белградская ложа «Побратим», в которую входили активисты «Чёрной руки», включая Танкосича и Цигановича. Об этом известно из показаний Габриновича и Принципа австрийским властям. Арестованные утверждали, что Танкосич дал санкцию на «приведение приговора в исполнение» только после того, как участник заговора Радослав Казимирович съездил в Париж и Будапешт для совещания по этому вопросу. Однако Оскар Тарталия, называвший себя членом «Чёрной руки», в 1928 г. отрицал «масонский след». Признавая, что фактов для однозначного вывода недостаточно, Полетика обратил внимание на то, что первый международный съезд масонов после войны состоялся в 1926 г. в Белграде. «Как можно судить по выступлениям видных членов «Народной одбраны», присутствовавших в обильном количестве на конгрессе, — отметил историк, — он был избран местом созыва конгресса потому, что «из Белграда началась мировая война, которая осуществила многие чаяния масонства». Хотите верьте, хотите нет…

^{Эрцгерцог Франц-Фердинанд с супругой}

В общем, эрцгерцогу никто не симпатизировал, кроме жены и детей (любовь была взаимной), некоторых приближённых и кайзера Вильгельма — единственного друга среди равных. Оценки его личности при кажущейся противоположности, по сути, не противоречат друг другу. В зависимости от симпатий и антипатий одного и того же человека можно назвать «консерватором» или «реакционером», «набожным» или «фанатиком», «решительным» или «грубым», «замкнутым» или «угрюмым», «воином» или «солдафоном», упрекнуть в нелюбви к музыке или вспомнить о знаменитых розариях в имении Конопишт. Так и вышло. Посвятивший жизнь военной службе (особое внимание он уделял флоту) и семье, эрцгерцог мало участвовал в государственных делах, к которым его никто не стремился привлекать — ни венценосный дядя, придворные которого откровенно третировали жену наследника, ни министры иностранных дел Эренталь и Берхтольд, ни начальник генштаба Гётцендорф. После серии неудачных покушений на него в начале 1910-х гг. этот суеверный человек, у которого периодически обострялся туберкулёзный процесс, испытывал недоверие к окружающим и впал в глубокую депрессию. Очевидцы утверждали, что в последние дни эрцгерцог предчувствовал свою смерть, но тут мы вступаем в сферу «тонких материй», которые не проверить методами исторического исследования.