Первая Мировая. Война между Реальностями

Сергей Переслегин Первая Мировая. Война между Реальностями

Ни доски, ни фигур не потребуется вам для разыгрывания партий, помещенных в этом разделе. Достаточно иметь перед собой журнал: здесь приводятся позиции, возникшие в партии после каждых 3–4 ходов, и вы сможете изучать партии в условиях, когда вообще затруднительно разложить доску и расставить фигуры, а карманных шахмат у вас нет. Кроме таких удобств, анализ партий по промежуточным позициям весьма полезен; это своеобразная тренировка воображения, внимания, умения сосредоточиваться.

Ну а в чисто шахматном плане разбор партий без доски, конечно, отличное упражнение для шахматистов. Ведь играя с партнером, каждому приходится просчитывать различные варианты, разумеется, мысленно и часто не из 3–4 ходов, а даже из 10–15.

Раздел «Шахматы без шахмат» журнала «Наука и жизнь», 1970-е годы

© Переслегин С., 2016

© ООО «Яуза-каталог», 2016

Введение

По своему значению для европейской и мировой истории Первая мировая война сравнима с Тридцатилетней, если не с Троянской. Ее влияние на политику, экономику, социальную психологию, культуру, национальные идентичности, даже на мифологию и архетипические структуры, ощущается до сих пор, и вряд ли будет изжито в XXI или XXII столетиях. При этом, несмотря на огромное количество специальной и художественной литературы, Первая мировая война не вполне освоена европейской цивилизацией, не отрефлектирована, не понята.

«Я предпочитаю мертвую историю. Мертвая история записана чернилами, а та, что во плоти, – пишется кровью».[1] Но великая война 1914–1918 гг. все еще остается фактором современной политики: ей посвящают свои речи государственные деятели, о ней говорят в новостных программах, пишут в популярных журналах. Как и сто лет назад, интеллигенция стран-участниц войны защищает позицию своего отечества с последовательностью, заслуживающей лучшего применения.

Летний политический кризис 2014 года, связанный с гибелью малайзийского «Боинга-777» над Донецком, не только обозреватели, но и публика сравнивали с событиями в Сараево. Впрочем, неделю спустя и о «Боинге», и об эрцгерцоге все уже забыли…

Сравнения поучительны, и корни сегодняшних событий в самом деле уходят глубоко: может быть, даже дальше Первой мировой войны. Но сравнения всегда демонстрируют прошлое в кривом зеркале настоящего.

Великой войне не повезло с историографией. Сразу по ее окончании произошедшие события были слишком близки и болезненны. Центральные державы проиграли войну, их политики и военачальники нуждались в самооправдании, а не в поиске истины. Тем более генералы-победители не были заинтересованы в анализе своих ошибок, а руководство Антанты – в объективном расследовании происхождения войны.

Обычно подобные табу снимаются следующим поколением, но в следующем поколении случилась своя война. Понятно, что Первую мировую войну – сознательно или бессознательно – анализировали с позиций Второй. Между тем Вторая мировая война является не только продолжением первой, но и одновременно ее отрицанием.

Советскому Союзу на первом этапе повезло больше: он не был в лагере проигравших, а смена политической элиты сняла статус «неприкасаемых» с русских политиков и военачальников. Зато советские военные аналитики практически не имели доступа к западным первоисточникам, что резко сужало их документальную базу. Да и обязательный классовый подход, которым советский генералитет в массе своей не владел, создавал ряд проблем. После же Второй мировой войны Союзу стало совсем не до событий 1914–1918 гг., которые воспринимались как абсолютное прошлое, едва ли не доисторическое.