Это наверняка устраивало Келемена, с его слабостью к женскому полу, но он быстро понял, что его и бельгийцев разделяет непроходимая стена. Жители городка не проявляли ни малейшего уважения к оккупантам, даже избегали смотреть на них. Если же кого-то из бельгийцев начинали расспрашивать или просить о чем-либо, он притворялся, что ничего не понимает, взглядом и жестами демонстрируя полное презрение и упрямство. Келемен заискивающе пытался объяснить хозяйке дома, где он жил, что он
Четвертое, начиная с марта, немецкое наступление выпало на середину прошлого месяца, в этот раз — на Марне, но развивалось оно по прежнему сценарию: сперва значительные, быстрые успехи, серьезные потери союзных армий (немецкая пропаганда прибегала к жирным заголовкам в газетах, к торжествующему звону церковных колоколов); затем темпы наступления замедлялись по причине недостатка снабжения и растущего сопротивления противника, успевающего подтянуть свои резервы. Теперь все заметнее становился вклад американских соединений. Конечно, эти новички сражались с бесшабашностью, граничившей с глупостью, особенно в свете последних теорий о военной тактике, и несли большие потери, причем совершенно бессмысленные. Но их чистая масса склоняла чашу весов, особенно если учесть, что немцы планировали одержать победу,
Таким образом, Арлон находился недалеко от того участка фронта, где шло последнее наступление: австро-венгерские части должны были послужить немцам подкреплением. В этот день Келемен впервые увидел небольшую группу американских военнопленных. Встреча с ними несколько деморализовала его. Он записывает в своем дневнике:
Их отличное физическое состояние, превосходное качество военной формы, толстая кожа их ботинок, портупеи и прочего, их уверенный взгляд, несмотря на то, что они попали в плен, — только глядя на них, я понял, как четыре года войны до неузнаваемости изменили наших солдат.
В этот же день Харви Кушинг записывает в своем дневнике:
Третий день валяюсь в постели с необъяснимым недугом, который я лично диагностирую как испанку, трехдневный кашель или как еще там называют эту болезнь. Вернулся около часа ночи после двухдневной суеты вокруг Шато-Тьерри, без обеда, продрогший, промокший, в открытом автомобиле. Внезапно почувствовал себя ужасно старым, шофер даже помог мне подняться по лестнице. Зубы стучали, я ощущал себя совершенно разбитым.
Суббота, 17 августа 1918 года
Летняя ночь. На улице теплынь. Он умер, этот малыш, шести месяцев от роду, любимец Эльфриды. Истощенный мальчуган скончался вчера у нее на руках: “Он просто склонил головку, которая казалась слишком тяжелой для его тельца, мне на руку и тихо умер, без хрипа, без последнего вздоха”.
Сейчас три часа ночи, Эльфрида идет еще раз взглянуть на тельце. Оно лежит в завешенной сеткой кровати, которую выкатили в коридор, где немного прохладнее. Эльфрида кладет вокруг крохотного, тощего трупика собранные ею полевые цветы, но впечатление от этого не меняется: “Окруженный цветами, он все равно выглядит как древний карлик, умерший сто лет назад”.
Она стоит рядом, созерцая тельце, и вдруг слышит из кровати слабый звук. Он похож на приглушенное бормотание, то громче, то тише. Она ошеломленно наклоняется. Да, звуки исходят… от кровати? Она всматривается, прислушивается и, к ужасу своему, понимает, что звуки издает… мертвый младенец. А вдруг он каким-то образом пробудился к жизни? Наверное, это звуки из его маленьких легких. Она склоняется еще ниже: ну конечно же, звук вылетает из полуоткрытого ротика. Он пытается дышать!