Первая научная история войны 1812 года

Когда мы исследуем советскую историографию, нам непременно и постоянно необходимо помнить и учитывать политический, психологический и бытовой контекст эпохи. Чудовищные репрессии уничтожали сотни тысяч людей – а прочих запугивали и делали трусами и подлецами. В особенности, это касается эпохи 1930–1950-х годов, но опыт, испуг и воспитание сохранили свое пагубное воздействие до самого краха СССР – и даже далее. Когда писал Е.В. Тарле – людей в СССР расстреливали, вместе с А. Гитлером расчленяли Польшу, без объявления войны напали на Финляндию. Когда сочиняли П.А. Жилин и Л.Г. Бескровный, А.З. Манфред – граждан СССР сажали в тюрьмы, применяли карательную медицину, публично унижали, шельмовали и устраивали запрет на профессию (кроме того, давили людей танками в Праге). И во все эти годы у советских крестьян еще не было паспортов! Пока уже я работал над данной монографией, мне приходилось наблюдать политические убийства, общественную паранойю поиска врагов, бегство талантливых и свободомыслящих людей из России, монструозную и преступную пропаганду в СМИ, засылку армейцев со срезанными шевронами в чужую страну. Иногда работу приходилось прерывать, отвлекаясь на поиски знакомых, которые могли бы вытащить приличных людей и даже их несовершеннолетних детей из автозаков (и что ожидать дальше?). Неужели все это творил «враг»-Наполеон?

А теперь я хочу обратиться еще к одному историку, получившему большую и заслуженную известность в качестве автора книги о Наполеоне. Альберт Захарович Манфред (1906–1976) прожил интересную, но драматичную и очень непростую жизнь.⁷⁷ Мало кто знает, что один из символов академического стиля, прекрасно владевший французским языком (что немаловажно – и русским тоже: многие советские историки 1812 года не владели обоими…), создавший ряд солидных монографий, председатель Ученого совета по всеобщей истории Института истории АН СССР, главный редактор «Французского ежегодника» (с 1962 г.), президент Общества «СССР – Франция», член Национального комитета по изучению Наполеоновской эпохи (Италия) – А.З. Манфред – не имел диплома о высшем образовании. Дело было в том, что его юность пришлась на кошмарные годы революции и гражданской войны. Воспитанный в Петербурге, с детства увлекающийся поэмами Гомера и владеющий французским языком почти как родным, Альберт Захарович оказался вместе с семьей в провинции – и был вынужден устроиться разнорабочим. Его мать, Роза Самуиловна Розенберг, – переводчица и сестра знаменитого художника Леона Бакста (Лейб-Хаим Израилевич Розенберг: 1866–1924) умерла в 1918 году – и будущему историку пришлось помогать сестрам.

Но главное – это талант и знания. В 1926 г. он переезжает в Ленинград – и просто приносит в аспирантуру очень качественную работу на тему «Бланки в революцию 1848 года». Она была весьма благостно принята профессором В.П. Волгиным (1879–1962) – и Альберт Захарович начал академическую деятельность. Однако ему не удалось избежать жерновов советского режима той эпохи: в период обострения террора он был арестован. Несколько месяцев А.З. Манфред провел во Владимирской тюрьме, а когда был освобожден, то, по некоторым свидетельствам, весил всего 40 килограмм. Вскоре он вернулся к преподавательской и научной деятельности, но, конечно, подобный эпизод оставил глубокий след в его сознании и здоровье.

Сфера основных интересов автора – эпоха французской революции: поэтому теме юности Бонапарта, его первых идейных исканий, Итальянским походам и консульству уделено основное место монографии «Наполеон Бонапарт» (М., 1971). Далее повествование как бы сходит на «нет». Не в последнюю очередь это связано и с идеологией: советский историк просто не мог продолжать восхищаться Наполеоном в годы близкие к походу в Россию. Тем не менее Альберт Захарович совершенно верно выявил и подчеркнул стремление Бонапарта-консула к тесному стратегическому союзу именно с Россией.

Как исследователь А.З. Манфред чаще был внимательнее и ответственнее Е.В. Тарле, но и он нередко делал непростительные для настоящего знатока темы ошибки. Например, он писал, что армия Бонапарта вступила в Милан 26 мая 1796 г.⁷⁸ (на самом деле, это произошло 15 мая: видимо, он что-то напутал с трансляцией революционного календаря). А.З. Манфред совершенно незаслуженно говорит об идеологической и безграмотной писанине П.А. Жилина как о «монографическом» исследовании.⁷⁹ Но, я полагаю, это происходило из страха обрести врага в лице всемогущего полковника (и одного из «монополистов» темы 1812 г.), имевшего огромное влияние среди советских чиновников от науки и отличавшегося подлой мстительностью. Нам всегда следует помнить о злоключениях биографии историка.