Первая научная история войны 1812 года

Позднее — во время заседаний Венского конгресса и европейское общество смогло рассмотреть Александра и составить о нем мнение, основанное на близком общении. Высший свет и дипломаты именовали царя не иначе как «фальшивым», не имеющим «морали в практических вопросах», «лишенным нравственных основ, хотя говорит о религии, как святой, и соблюдает обрядовую внешность», «ему кажется, что мир создан только для него». Он «пустозвон», как характеризует Александра австрийский фельдмаршал и дипломат граф Шарль-Жозеф де Линь (1735–1814). Канцлер Пруссии Карл Август фон Гарденберг (1750–1822) в письме к генералу Августу Вильгельму фон Гнейзенау (1760–1831) жалуется на «властолюбие и коварство под личиной человеколюбия и благородных, либеральны намерений». В словах царя «любовь и человечество, а в сердце ложь», — резюмирует архиепископ Игнатий. Лаконичнее всех выразил свою мысль посол Великобритании, ради которой Александр угробил сотни тысяч русских жизней: «честолюбивый, злословящий дурак».³⁹

По свидетельству одного современника, царь избегал «бесед с людьми умными. …Среди представительниц прекрасного пола его таланты расцветают и лучше оцениваются, напр., дамы любят аккомпанировать русскому императору, обнаружившему „особенный талант свистеть“.⁴⁰ Выдающийся русский историк С.П. Мельгунов (1880–1956) упоминает об одном, возможно, пророческом выводе: „Тайная венская полиция предсказывает и последующую судьбу прежнего любимца, баловня Европы: „Он кончит, как отец“, — это мнение лиц, хорошо изучивших русского императора“.⁴¹

Вся игра царя в „либерализм“ была лишь дешевой комедией — и многие современники понимали это еще до полной победы ада аракчеевщины: „Александр „деспот в полном смысле слова“, — говорит де Клемм, наблюдавший царя в Польше в 1818 г. — Он никогда ни на йоту не поступится своей самодержавной властью, несмотря на то, что он почти всегда собой владеет, всякий, бывший свидетелем, как когда он не следит за собой, во всех его чертах отражается черствость, жестокость, проявляющаяся в судорожных гримасах, — тот не ошибется в том, что он деспот…“⁴² Из письма 3-го президента США Томаса Джефферсона (1743–1826) от 12 декабря 1818 г.: „Его участье в мнимо-священном союзе, антинациональные принципы, высказанные им отдельно, его положение во главе союза, стремящегося приковать человечество на вечные времена к угнетеньям, свойственным самым варварским эпохам, — все это кладет тень на его характер“.⁴³ Петр Григорьевич Каховский (1797–1826) в письме к Николаю I утверждал: „Император Александр много нанес нам бедствия, и он, собственно, причина восстания 14 декабря“. И, наконец, итоговый вывод воспитателя царя Ф.-С. Лагарпа (1824 г.): „Я обольщался надеждой, что воспитал Марка Аврелия для пятидесятимиллионного населения… я имел, правда… минутную радость высокого достоинства, но она исчезла безвозвратно, и бездонная пропасть поглотила плоды моих трудов со всеми моими надеждами“.⁴⁴

В 1793 году 16-летнего цесаревича Александра женили на дочери маркграфа Баденского Луизе Марии Августе (в православии — Елизавета Алексеевна: 1779–1826). Этот брак оказался несчастным — никакого серьезного чувства не было: более того — супруг стал издеваться над женой (да и сама глупая и примитивная особа не пылала чувствами к супругу). Несколько позднее посол короля Сардинии граф Жозеф де Местр (1753–1821) писал: „Однако более всего меня печалит удаление друг от друга обоих августейших супругов, которое совершенствуется до такой степени, что я не вижу никакой надежды на столь вожделенное сближение“.⁴⁵

Вскоре Елизавета Алексеевна завела себе любовника — красивого польского князя Адама Чарторыйского (одновременно близкого друга царя и министра иностранных дел России!), причем, как ни странно, ее муж всячески способствовал этой связи!⁴⁶ С.П. Мельгунов анализирует свидетельства очевидцев: „Ольри записывает, что Елисавета „не пользуется любовью государя“: „Известно самым достоверным образом, что единственный мужчина, которого императрица видит с удовольствием и который бывает в ее интимном обществе — кн. Чарторижский“… Об интимных отношениях этих двух лиц говорят будущий посланник в России Людовика Филиппа Барант и близкая ко двору гр. Головина. То же утверждает Наполеон на о. св. Елены, как свидетельствует журнал Гурго. …Барант утверждает, что оба супруга добровольно возвратили друг другу свободу. Мало того, Александр изо всех сил покровительствовал связи с Чарторижским. Барант сообщает, что, когда у Елисаветы родилась девочка и она была показана Павлу, последний будто бы заметил статс-даме Ливен: „Сударыня, полагается ли, что у блондина мужа и блондинки жены может быть ребенок брюнет?“ „Государь, Бог всемогущ“, — ответила Ливен“».⁴⁷