«Скобелев прекрасно владел французским, немецким и английским языками и литературу этих стран, в особенности военную, знал отлично. Иногда вдруг обратится со словами:
— А помните, Василий Васильевич, выражение Наполеона I?
В середине Шейновского боя, например, он таким образом цитировал что-то из Наполеона и, не желая обескураживать его, я ответил:
— Да, помню что-то в этом роде.
Но когда он вскоре опять спросил, помню ли я, что Наполеон сказал перед такой-то атакой, я уже положительно ответил:
— Не помню, не знаю — Бог с ним, с Наполеоном!
Надобно сказать, что он особенно высоко ценил военный талант Наполеона I, а из современных — Мольтке, который, со своей стороны, по-видимому, был неравнодушен к юному, бурному, многоталантливому собрату по оружию; по крайней мере, когда я говорил с Мольтке о Скобелеве после смерти последнего, в голосе „Великого молчальника“ слышалась нежная, отеческая нота, которой я не ожидал от прусского генерала-истребителя.
О большинстве наших деятелей во время Турецкой войны Скобелев отзывался неважно — по меньшей мере».120
Эпизод пятый.
Изумительный русский художник и график, один из основателей общества «Мир искусства», Константин Андреевич Сомов (1869–1939), был еще и известным в свое время знатоком антиквариата. Из его дневниковой записи за 4 декабря 1917 г. мы узнаем такую подробность (сразу отмечу, что «Миф» — это любовник мастера, Мефодий Георгиевич Лукьянов: 1892–1932):«Миф все время со мной
мил, страшно мил. Я ему предложил сделаться антикваром, ему мысль понравилась, и он купил у Сементов[ского] верхового Наполеона Попова».121Речь идет о фарфоровой статуэтке, выпускаемой популярный фарфоровой фабрикой Попова.
Эпизод шестой.
Легендарный режиссер и актер Юрий Петрович Любимов (1917–2014) описывает в своих мемуарах, как он в детстве надевал шляпу отца поперек головы (чтобы получилась «треуголка») —«и изображал, что я Наполеон на острове Елены и что я уже старый. И все читал стихи Лермонтова:
Зовет он любезного сына,
Опору в превратной судьбе.
Ему обещает полмира,
А Францию только себе.
Читал, и у меня текли слезы, я был в упоении».122
Потом, когда мы уже стали дружны и сотрудничали (Юрий Петрович даже принимал участие в моей театральной постановке в качестве актера), он мне пересказал эту историю — и с точно такой же эмоцией…
Эпизод седьмой.
В моей личной коллекции есть том знаменитого «Мемориала Святой Елены» барона де Лас Каза (Париж, 1842 г., т. 1) с такой дарственной надписью:«Уважаемой Ирине Николаевне Юматовой в знак благодарности от студентов 5 гр. II к. Истфака ЛГУ Ленинград 5/VI 39 г.».
Подобных эпизодов в истории России — множество.
Прологом к теме нравов дворянства православной Российской империи вполне может служить заметка из знаменитого «Table-Talk» А. С. Пушкина:
«Дельвиг звал однажды Рылеева к девкам. „Я женат“, — отвечал Рылеев. „Так что же, — сказал Дельвиг, — разве ты не можешь отобедать в ресторации потому только, что у тебя дома есть кухня?“»123
Стоит заметить, что в пору 1812 г. в народной среде брак именовался «сговором».