В 1470 году новгородцы запросили епископа у киевского митрополита (Киев в ту эпоху принадлежал Великому княжеству Литовскому — кстати, позднее воссозданному в 1812 году Наполеоном!). Тогда московский князь Иван III (1440–1505) обвинил новгородцев в предательстве (но это был лишь примитивный предлог для агрессии) и в 1471 году объявил поход на Новгород. После продолжительной борьбы в 1478 году Новгород был присоединен к Московскому княжеству. Город сдался Великому князю Московскому, который сурово навязал ему отказ от вечевой формы управления и ликвидацию должности посадника. Начались репрессии: новгородские бояре были частью казнены, частью вывезены в другие области как рядовые «служилые люди»; на новгородских же землях были помещены «служилые люди» из центральных областей Московского княжества. Вечевой колокол вывезли. В 1494 году Иван III положил конец и новгородско-ганзейским отношениям: по его указу немецкая контора в Великом Новгороде была закрыта, а ганзейские купцы и их товары были незаконно арестованы и отосланы в Москву. Можем ли мы подобное назвать «воссоединением»? Хороший ли это базис для будущего «патриотизма» во время «отечественных» войн? Помимо прочего, стоит заметить, что выжившая и окрепшая Новгородская республика вряд ли стала бы основным двигателем коалиций против будущей Французской республики.
Сегодня ученые имеют все основания заявлять, что без агрессии Московского княжества история русских земель могла бы пойти совсем по другому — более позитивному сценарию.11
Я напомню и подчеркну: все эти дикие расправы происходили в отношении русского княжества, где жили мирные русские православные люди — а отнюдь не «басурмане-иноверцы» или выдуманные пропагандой «агрессоры». Повторяю, уважаемый читатель, необходимо физически представить самые жестокие убийства и расправы над единоверцами и соплеменниками (хотя чего далеко ходить — сталинские репрессии были совсем недавно…). Ничего подобного Великая армия Наполеона в 1812 году не учиняла, мирных людей не трогала (даже в ответ на нападения в спину на своих безоружных солдат) — наоборот, спасала из огня, подожженной Ростопчиным Москвы, кормила оставленных детей-сирот (а ведь из местных кто-то бросил…) и т. д.
Начиная с решившего принять царский титул Ивана III, в Московии активно начинают пропагандировать ни на чем реальном не основанную концепцию «Третьего Рима», которая постепенно вырастает в опасную авантюру имперского тона и мессианской демагогии. С каждым десятилетием и веком экспансия Московии, России, Российской империи все нарастает. Бешеное экстенсивное развитие
в ущерб интенсивному — главный бич сменяющихся государств. Он диктует авторитарный способ управления, который все равно совершенно не может контролировать такую масштабную территорию: и в итоге происходит то, что называется простым русским словом тюркской этимологии — «бардак».Процесс вступил в активную фазу при Иване III, продолжился особенно при Иване Грозном, потом в семнадцатом веке (в т. ч. вместе с расширением за счет Украины), затем Петр I самовольно объявляет себя императором
, и начинается экспансия и необоснованное вмешательство неразвитого провинциального государства в европейские дела. Масштабные и кровавые авантюры Екатерины II (в том числе, направленные на осуществление ее «Греческого проекта»), постоянные агрессивные захватнические войны ее внука Александра I — а затем кризис и, наконец, крах непомерно раздутой империи. Но после краха происходит попытка воссоздать империю еще более преступными методами (и опять-таки преступными в отношении, прежде всего, собственного народа) при Сталине — и новый крах! Любопытно, что еще в 1796 году французский агент в Петербурге Гюттен полагал, что «деспотическая империя» (Россия) «обрушится под собственной тяжестью».12Таким образом, Русское государство в древности сложилось путем хищнического захвата окружающих территорий: как более прогрессивных, так и (много позже) находящихся фактически на полупервобытной стадии родоплеменного развития (некоторые азиатские и горские регионы). Для кого-то из временно, но надолго покоренных подобное стало благом (но непрошенным и этно-культурно чуждым) — для кого-то ужасом и регрессом (на Западе).