Первая невеста чернокнижника

Далеко идти не пришлось: толпа собралась на лобном месте в самом начале рынка, где сохранялся незаставленный прилавками свободный пятачок. В душном горячем воздухе ощущалось людское волнение. Похоже, в мире, куда меня вытащил Эверт, магов разных мастей было как бродячих псов, на любой вкус и цвет: черные, белые, недоделанные, как он сам. Черную курицу на заклание найти тяжелее, чем ведьмака, готового это самое заклание провести!

Прижав к боку клетку с притихшей Жертвой, я пробилась в первый ряд. В центре людской толпы стоял патлатый, похожий на каланчу мужчина, наряженный в подпоясанный балахон (точно в парадные одежды облачился по случаю публичного выступления). До пояса спускалась жиденькая бороденка, чуждая вытянутому худому лицу с красными солнечными ожогами под прикрытыми глазами. Мысленно я окрестила белого мага – Внук Гэндальфа. Стыдно сказать, но легендарный роман я не осилила, а с фильмами была знакома только по коротким роликам из Интернета, но некое сходство с актером просматривалось.

Колдун старательно изображал отрешенность от внешнего мира, будто до взволнованного зрительного зала ему не было никакого дела. В руках он держал посох Деда Мороза – для полного сходства только блестящей мишуры не хватало. Живо представилась драка Внука Гэндальфа и полнотелого добродушного старика за волшебный посох. От хулиганской фантазии я прыснула издевательским смешком. Маг резко открыл желтые глаза и, сведя на переносице брови, уставился ровнехонько на курицу в клетке, словно догадывался, что ее собирались прикончить.

Народ мгновенно отхлынул.

– Извините, – пробормотала я и на всякий случай попятилась.

Испугалась не магии – несколько дней в демоническом замке наглядно показали, что колдуны берегли энергию для серьезных дел. Вдруг грянет общемировой апокалипсис, а вся силушка окажется истраченной на паршивую левитацию вилок по кухне? Просто посох был длинный. Если колдун – буйный неврастеник, то взбесится да и огреет обидчицу до сотрясения мозга (между прочим, у меня есть что сотрясать, хотя с первого взгляда, может, незаметно). Тогда я точно «добрым словом» вспомню и Гэндальфа, и Дедушку Мороза, и всех Кернов, вместе взятых, включая учеников, прислужников и беззубого Егорку.

– Засуха, – тихим голосом вымолвил маг, уставившись мне в лицо страшным, немигающим взглядом. – Поля стонут и просят о помощи.

– Какое несчастье, – проблеяла я и еще немножко потеснилась назад. Оказалось, что народ отошел недостаточно далеко. Спиной я уперлась в чей-то круглый живот и отпружинила обратно.

– Я, белый маг Ирен Орсо, – ученик великого Дигора! – провозгласил колдун.

Люди зашушукались, пытаясь выяснить, знаком ли кто-нибудь с «великим», и не приходился ли он кровным родственником градоправителям. Хотелось верить, что учитель из Дигора вышел получше, чем из Макстена Керна, и его воспитанники никогда не воровали из других миров приличных девушек.

– Я несу добро в светлый мир! – провыл Внук Гэндальфа, представившийся Иреном.

На мой взгляд, громкое обещание осыпать Ансель добром настораживало. Во всех книгах бесплатные добрые дела, щедро причиненные дарителем, приводили к плачевным последствиям. Я бы на месте горожан бросилась наутек со страшными криками, но народ глазел, благоговел и внимал с затаенным дыханием. Простаки, право слово!

– Жители Анселя, я здесь, чтобы призвать дождь! – объявил он и ударил посохом, выбив сноп голубоватых искр. Они проскакали по горячим булыжникам, прожгли подол моего опрятного платья и царапнули по голым ногам. Градус симпатии к магу понизился до отметки, на которой люди обычно не выживали.

– Сто золотых монет взял за вызов, шельма, – раздалось за спиной недовольное бормотание сплетников.

– Да-да, – прошипела тетушка почти мне на ухо. – За эти деньги он нам должен собственную реку через город пустить.

Маг оставался глух к ворчанию.

– Отступите! – грозным голосом вымолвил он и махнул посохом вокруг себя, расчищая пространство. Конец палки промелькнул практически перед носом, и я испуганно отпрянула, покрепче прижав клетку со всполошившейся курицей.

Наконец он начал колдовать. Ирен выписывал посохом кренделя, и в воздухе вспыхивали голубоватые сполохи, словно от размазанных в световые линии огней. На каждый пасс он выкрикивал новое резкое слово на языке, напоминавшем латынь, а потом завопил, прикрыв глаза:

– Благослови дождь иссушенную землю!

Над площадью повисла странная, напряженная тишина. Никто не шевелился – люди ждали чуда, но благословение не наступало. Солнце шпарило как ошалелое. Небо оставалось девственно-чистым, ни одно облачко не запятнало синевы. На рынке жалобно заблеяла уморенная жарой овца.

Внук Гендальфа приоткрыл один глаз, кашлянул и снова возвел руки к небу:

– Очнись, животворящая сила!

Сила очнулась! Под восхищенные вздохи и ахи к площади стягивались дождевые тучи. Сильный ветер трепал одежды, срывал с голов шляпы и чепчики. У Внука Гэндальфа развевались жиденькая бороденка и полы балахона. В загустевших тучах сверкнула настоящая молния. Сверху на разогретые булыжники сорвались тяжелые дождевые капли.