— Чувствуйте себя как дома, — хрипловатый голос Макстена обволакивал. И в этой обманчивой мягкости мы все услышали тонкий намек, мол, но не забывайте, госпожа мама Эверта, что вы в гостях. Попейте чайку, прихватывайте сундук и возвращайтесь обратно домой.
Пока гостья любезничала с хозяином замка, Эверт за ее спиной жестами спрашивал, каким образом я оказалась на втором этаже.
— А вы?
— Простите? — перевела я недоуменный взгляд с сына на мамашу. — Что я?
— Кто вы?
— Алина. — Я протянула руку для приветствия. — Очень приятно.
Дружественный жест остался проигнорированным. Не очень-то и хотелось.
— Какое необычное имя. Вы, должно быть, тоже не местная, как и Эверт? — тонко начала она допрос, не дождавшись, когда кто-нибудь из мужчин возьмет на себя труд объяснить наличие в замке молодой девицы.
— Вроде того, — уклончиво отозвалась я.
— Вы в учении у господина Керна?
— Алина — жена Хинча! — в отчаянье выкрикнул Эверт.
Макстен подавился. Почему супруга, а не дочь или племянница?! Воистину жаль, что взгляды не умели убивать, иначе бы Олень от моего яростного взора скопытился прямо под магической дверью на сундук своей мамаши.
— Хинч — это старый слуга? — удивленно изогнула брови мадам.
— Мы женаты неофициально, — махнула я рукой.
— Простите? — удивилась мадам иностранному слову.
— Мы не проходили обряд венчания, — пояснила я, надеясь, что они тут действительно устраивают обряды, а не заключают браки в какой-нибудь регистрационной палате.
— Живете в грехе? — в голосе Мартиши прорезалась пронзительность.
— В гражданском браке.
В гробовом молчании трое представителей магического мира ждали пояснения к невнятному термину.
— Мы живем в грехе, — сдалась я.
— Выходит, вы в услужении, — почти с облегчением выдохнула гостья, осознав, что девица не спит ни с учеником, ни с учителем. — Ясно. Господин Керн, какой у вас удивительный цветочек.
Она протянула руку к плотоядному Васеньке, и растение с радостью раскрыло пасть во всю доступную ширину, точно замаскированный вингрет.
— Госпожа, лучше не суйте в него пальцы, — попыталась предупредить я.
Ловушка схлопнулась, острые иголки, впрыскивающие яд, вонзились в кожу, и госпожа Ройбаш скривилась от боли.
— Мама дорогая, он меня ест!
Раздался резкий щелчок. Мартиша окаменела в прямом смысле этих слов. Стало очень-очень тихо, как перед чудовищной грозой. Гостья стояла с искривленной от боли физиономией и выпученными глазами. По пальцу текла кровь, стеклянные глаза смотрели в пустоту. Васенька упоительно сжимал створки, не желая выпускать добычу, какую был просто не в состоянии переварить.
— Олень, после жизни со своей мамой ты называешь Исчадием ада меня? — не удержалась я от издевательского смешка. — Она же всадница Апокалипсиса. Удивлюсь, если в замке не начнется конец света.
— А я предупреждал, что нельзя открывать двери! — тонким голосом огрызнулся он.
— Может, Мельхом ее пустил, когда родную кровь почувствовал? — продолжала измываться я.
— Так… — мрачно перебил Макс и потер переносицу: — Напомни-ка мне, Эверт Ройбаш, почему я взял тебя в ученики? Был пьян? Страдал помутнением рассудка?
— Вы не были знакомы с моей мамой.
— А помимо?
— Сказали, что я очень похож на вашего погибшего младшего брата.
Чернокнижник бросил на ученика оценивающий, но очень хмурый взгляд и согласился:
— Действительно похож.
— Учитель, только не выгоняйте! — взмолился Эверт. — Не заставляйте возвращаться к этой страшной женщине.
— Зависит от того, как быстро ты сумеешь ее расколдовать и отправить домой.
— Сам?
— Сам.
— Но каким образом?
— Почитай гримуары, — предложил Макс и кивнул мне: — Госпожа Хинч, как вы смотрите на то, чтобы мы вышли в город… какой-нибудь город?
— Положительно, — со светской улыбкой кивнула я. — Главное, не в Вестерские Ворота.
— Да, пожалуй, в Вестерских Воротах нас запомнили надолго, — согласился Макстен.
Он небрежно махнул рукой, чтобы убрать с дороги сундук, перекрывший проход, но бандура не сдвинулась с места ни на миллиметр. Попытался махнуть помедленнее — бесполезно. Полное фиаско! Похоже, покойников с помощью магии Макс поднимал лучше, чем сундуки.
— Эверт, — кашлянул он, — меня гложут большие сомнения, что твоя матушка наложила в него гостинцев.
— Боюсь, что это наряды на семь лет, — скорбным голосом отозвался Олень, ручками сдвигая махину ровно на такое расстояние, чтобы в приоткрытую щель протиснулся взрослый мужчина и не застряла дама.
На улице царила ночь, тогда как в Мельхоме шел послеполуденный час. Пахло свежестью, прохладой и цветением. Я как раз втягивала живот в позвоночник, чтобы не застрять между дверным углом и косяком, когда Эверт с надеждой уточнил:
— Учитель, а можно ее не оживлять? Может, просто в сундук сгружу и отправлю обратно в Троквен?
— Нет, — последовал категоричный отказ.
Когда я без излишней изящности перевалилась через порог, то оказалась на краю цветущего гречишного поля. Небо было засыпано невероятным количеством звезд — глаз не оторвать. Здесь Мельхом выглядел старым сарайчиком, словно готовым развалиться от любого дуновения ветерка.