Первая пощечина

— Тогда, — думала Марья Сергевна, — я сказала ему: «если вы не въ состояніи сдлать жен тюникъ, зачмъ же женились?…» И въ самомъ дл: зачмъ онъ женился? Больше: какъ онъ, полутораста-рублевый труженикъ, смлъ жениться на ней, у ногъ которой умирали князь Тугоуховскій, баронъ Пимперле и концессіонеръ Ландышевъ? Правда, князь Тугоуховскій сильно смахивалъ своей наружностью на ходячіе песочные часы, у барона Пимперле были какія-то странныя пжины на красномъ лиц и препротивно терчали уши, Ландышевъ даже ради объясненія въ любви не могъ вытрезвиться, а Алексй Трофимовичъ щеголялъ тогда такой славной русой бородой и такимъ красивымъ сочнымъ голосомъ декламировалъ стихи Надсона! Да, вдь, не съ бородой и не съ Надсономъ жить, а съ человкомъ!

— Нтъ! какъ я дошла за него, а главное, какъ онъ, мелюзга, смлъ сдлать мн предложеніе? У, противный! Какую-бы карьеру я сдлала безъ его глупаго ухаживанія! Свой домъ… титулъ… Ницца… зимой ложа въ итальянской опер… ахъ, Мазини! ахъ, Фигнеръ! Господи, какая я несчастная! Какъ скучно жить!

— И хоть-бы развлекалъ чмъ! А то, вдь, онъ ничего… ну совсмъ-таки ничего не уметъ: дуется со своимъ пріятелемъ Оглашеннымъ въ какіе-то скучные шахматы, въ которыхъ конь такъ нескладно прыгаетъ черезъ клтку, что мн, бдной двочк, во вкъ не понять его скачковъ — вотъ и все! Даже и Надсона забылъ! Только и помнитъ еще: «не говорите мн онъ умеръ — онъ живетъ», а уже слдующій стихъ перевираетъ. Нтъ! несносный, несносный человкъ!.. У!..

Въ это время Алексй Трофимовичъ прошелъ подъ окнами и исчезъ въ сняхъ подъзда.

— Боже мой! и одться-то прилично ему лнь! На что похоже — шуба въ грязи, воротникъ облзлый, а шапка! шапка! Въ кои-то вки отправился въ магазинъ одинъ, безъ меня, — такъ и тутъ не сумлъ себ купить вещь, хоть немножко къ лицу!

Звонокъ.

— Сейчасъ войдетъ, нжничать станетъ; думаетъ, что очень пріятно, удовольствіе составляетъ. Нтъ — мерси покорно! Еще прежде онъ былъ ничего-себ, куда ни шло, а теперь какіе-то баки завелъ, и съ тхъ поръ, какъ началъ пить водку предъ обдомъ, у него вчно красныя жилки въ блкахъ… фи!

Здоровается… ну, такъ и есть: цловаться лзетъ!… Здравствуй, здравствуй, только не мучь меня пожалуйста; мн нездоровится.

И съ чего это онъ сегодня расторжествовался? Ишь шагаетъ, ишь! Какъ непріятно, когда этакая дылда мелькаетъ передъ глазами! Зачмъ я только выбрала себ такого большого?.. Трубить! носомъ трубить! и туда-же хочетъ казаться солиднымъ человкомъ, отцомъ семейства!.. Это что еще? Мажетъ пальцемъ стекло! Тьфу!.. И какъ серьезно онъ все это продлываетъ; видимо — наслаждается, находитъ свои поступки необыкновенно умными и занимательными. Нтъ! мочи моей нтъ! видть его не могу! У, животное самодовольное! Убить тебя, убить, да ухать! Вотъ что!.. Лучше и не подходи ко мн, гадкій! Ахъ, какая я несчастная!

И вотъ — въ ту минуту, когда Марья Сергевна уже совсмъ расположилась расплакаться, Алексю Трофимовичу пришла въ голову несчастная мысль познакомить жену «съ рогатой козой»… Дать супругу пощечину стало для Марьи Сергевны печальной, но необходимой потребностью!…

1911