«Устроился я тут очень выгодно, работа легкая, канцелярская, получаю не меньше любого инженера, так что на шамовку вполне хватает, да еще откладываю каждый месяц по три сотне, а то и больше. С нетерпением жду весны, когда придут пароходы. Думаю отпроситься в отпуск, а там они меня только и видали! Дело в том, что тут мало девочек, нет кино и других культурных развлечений. Сам подумай, на кой черт пропадать мне в молодые годы в этом медвежьем углу?»
Аниканов был уверен, что, если передать письмо секретарю, Брухатский завтра же вылетит из комитета. Потаенный голос шептал: «А что, если вернуть письма Брухатскому и взять с него выкуп?» Пусть, например, добьется, чтобы его, Аниканова, зачислили в аппарат комитета и поручили какой-нибудь, хотя бы не очень ответственный участок? Но тут же вмешивался другой голос — голос благоразумия: долго ли он сможет держать в своих руках судьбу заворга? В конце концов Брухатскому надоест опасность, и в одно прекрасное время он может жестоко расправиться с ним, Аникановым! Нет, пожалуй, выгоднее передать письмо секретарю комитета. Правда, у Андрея пока что не было особых причин сетовать на свое житье-бытье. Еще в октябре, когда пошли холодные дожди и началась слякоть, он сумел с помощью того же Брухатского устроиться в отделе снабжения: его назначили заведующим складом спецодежды. А вскоре по настоянию Кланьки он переселился в Пермское, сняв койку в просторной избе Кузнецовых.
Аниканов получал итээровский паек, который сдавал в котел кузнецовской семьи, спал в чистой, теплой комнате на пуховой Кланькиной подушке, а сама Кланька не знала, как ему угодить. Наконец, он учился в вечернем техникуме, а не очень обременительная работа не мешала ему заниматься днем.
И все же, если говорить о сокровенных мечтах Аниканова, он не удовлетворялся всеми этими благами, он жаждал быть там, где жизнь бьет ключом, где можно блеснуть своим ораторским искусством, быть на глазах у влиятельных людей. Поэтому он использовал каждый удобный повод, чтобы заглянуть в комитет комсомола.
И вдруг такой случай! Андрей постоял на крыльце, обдумывая рискованный шаг, и в конце концов решил действовать. Он вернулся к себе в конторку, подбросил дров в железную печку и принялся строчить статью. Она называлась так: «Двурушникам брухатским не место в комсомоле! Выше пролетарскую бдительность!»
Аниканову еще не доводилось выступать в газете. Все же, испортив много бумаги, он написал статью. Письма Брухатского он не привел целиком, а взял из них самые яркие выдержки, сопроводив их соответствующими комментариями. После долгих раздумий Андрей поставил свою подпись.
В редакции, прочитав статью Аниканова, литсотрудник газеты, курчавый широконосый паренек, пришел в восторг:
— Здорово! Давно газета не поднимала такого громкого дела! Пойдем к редактору. Нужно убедить его поставить в номер…
Редактор сидел в тесной комнатушке, заваленной грудами бумаг, прокуренной до желтизны. Он как огня боялся смелых критических выступлений.
— Да-а… — вороша волосы пятерней, неопределенно произнес редактор, прочитав статью. — А нуте-ка, товарищ Аниканов, дайте его письма. А нуте-ка, Миша, сличим почерк. Принеси что-нибудь из заметок или ответов на письма Брухатского.
Курчавый принес несколько листков, исписанных Брухатским.
— Да-а… — протянул редактор. — Похоже, что почерк его. Ну что ж, будем советоваться с парткомом…
— А чего советоваться, Осип Корнеевич?
— Ну как «чего»? Все-таки руководящий товарищ…
— Он же двурушник и проходимец! — горячился курчавый.
Целую неделю ждал Аниканов, опубликуют ли его статью. И все это время его не покидало сомнение: а не дал ли он маху? Пожурят Брухатского, влепят выговор, а на работе оставят. И не будет тогда от него житья!
Каждый вечер забегал Андрей в редакцию, но в четверг не успел зайти, поэтому побежал утром в пятницу. По пути встретил знакомого парня.
— Читал?! — Парень достал из кармана полушубка свежую газету. — Ловко ты его!
Аниканов нетерпеливо развернул лист, и лицо его осветилось счастливой улыбкой: статья была на первой странице. Заголовок, набранный крупным шрифтом, бросался в глаза: «Выше пролетарскую бдительность! Двурушникам брухатским не место в комсомоле!»
Андрея вызвали на экстренное заседание комитета. В кабинете секретаря было уже полно народу. В углу сидел Брухатский, облокотившись руками на колени и понуря голову. Заседание открыл Иван Сидоренко, только что избранный секретарем комитета. Он вслух прочитал аникановскую статью в газете, а затем попросил Андрея рассказать, при каких обстоятельствах письма попали к нему.