Первая Пуническая война

Вернемся к соглашениям, которые были заключены между Римской республикой и Карфагенской державой. Обе договаривающиеся стороны очень серьезно относились к своим обязательствам, о чем свидетельствуют приносимые ими клятвы. Недаром Полибий уделил данному ритуалу особое внимание: «Что касается клятвы, то она должна была быть такого рода: первые договоры карфагеняне утвердили клятвою во имя отеческих богов, а римляне – согласно древнему обычаю – во имя Юпитера Камня, последний же договор именами Марса и Эниалия. Клятва Юпитером Камнем состоит приблизительно в следующем: утверждающий договор клятвою берет в руку камень и, поклявшись от имени государства, произносит такие слова: “Да будут милостивы ко мне боги, если я соблюду клятву; если же помыслю или учиню что-либо, противное клятве, пускай все люди невредимо пребывают на собственной родине, при собственных законах, при собственных достатках, святынях, гробницах, один я да буду повергнут, как этот камень». При этих словах произносящий клятву кидает камень”» (Polyb. III, 25).

Но вскоре между союзниками произошел первый конфликт. Когда Пирр покидал Италию, то он оставил в Таренте гарнизон под командованием своего сына Гелена и военачальника Милона, но впоследствии отозвал их на Балканы (Just. XXV, 3). Однако все было гораздо сложнее, подробная информация об этих судьбоносных событиях содержится в трудах Зонары и Фронтина. К отцу отправился только Гелен, принявший участие в последней военной кампании Пирра, а Милон по-прежнему удерживал цитадель Тарента. В 272 году до н. э. к городу подошла римская армия Луция Папирия Курсора и приступила к осадным работам. Практически в это же время тарентийцы получили весть о гибели Пирра. Со смертью эпирского царя геополитическая обстановка резко изменилась, и Тарент вновь оказался один на один против всей мощи Римской республики. Гарнизон Милона уже не играл существенной роли, и поэтому эллины обратились к единственной силе, которая могла им помочь, – к Карфагену.

В карфагенском правительстве сразу же оценили перспективы такого предложения. Соблазн закрепиться в Южной Италии был слишком велик, чтобы члены совета обратили внимание на недовольство римлян, и в скором времени пунийские корабли появились у Тарента. К этому времени противостояние между горожанами и воинами гарнизона накалилось до такой степени, что на Милона было совершено открытое нападение. Стратег вновь закрылся в цитадели и стал думать, как поступить в сложившейся ситуации. Выбор был невелик, поскольку со стороны суши город осадили римские легионы, а вход в гавань заблокировал карфагенский флот.

В этот судьбоносный момент Луций Папирий Курсор проявил мудрость. Он понимал, в каком сложном положении оказался Милон и поэтому решил помочь ему принять нужное решение. Доверенный человек консула встретился со стратегом и от имени римского полководца гарантировал Милону и всем воинам гарнизона полную безопасность, если они сдадут город римлянам. Эпирот предложение оценил и стал убеждать горожан отправить посольство к консулу. На роль посла военачальник предложил себя, а тарентийцы, не заметив подвоха, с этим согласились. Вернувшись из консульского лагеря, Милон усыпил бдительность горожан различными обещаниями Курсора, а затем открыл ворота римлянам (Front. III, III, 1). Так был взят Тарент. Согласно договоренности, Милон покинул город со своим отрядом и представителями антиримской партии, а заодно вывез и хранившиеся в цитадели деньги. Что же касается командующего карфагенским флотом, то он проявил в данной ситуации удивительную пассивность, оставаясь больше зрителем, нежели участником событий.