Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса

Да, мы одержали победу, но она была завоевана с такой неохотой, что принесла мало радости. Генрих без энтузиазма посвящал в рыцарство тех, кто особенно отличился в сражении, и эти «герои» с ужасом думали о том, что теперь, удостоившись такой чести, вынуждены будут пойти на новые и немалые расходы. На всех, кто сочувствовал мятежникам, были наложены тяжелые штрафы; и лорды, и представители джентри были должны выплатить в казначейство огромные суммы, и это, как рассчитывал Генрих, послужит гарантией их хорошего поведения в будущем. Предводители восстания были отданы под суд и казнены; их сперва повесили, затем им, еще живым, вспороли животы, вынули внутренности, показали им, обезумевшим от боли, а затем их четвертовали, причем конечности им рубили, когда некоторые были все еще живы, так что умирали они очень долго и в страшных мучениях. Лорду Одли попросту отрубили голову, обвинив в том, что он вместе со своими арендаторами пошел против короля, и толпа смеялась над ним, когда он с мрачным лицом взошел на эшафот и сам положил голову на плаху. Армия Генриха преследовала повстанцев вплоть до самого Корнуолла, и там мятежники сразу рассыпались в разные стороны, исчезли за густыми зелеными изгородями, делавшими улицы похожими на зеленые туннели, и никто уже не мог сказать, ни куда исчезли эти предатели, ни чем они сейчас занимаются.

— Они просто выжидают, — сказал Генрих.

— Но чего? — спросила я, будто не знала этого.

— Они ждут прибытия этого мальчишки.

— А где он сейчас?

Впервые за много месяцев Генрих улыбнулся.

— Он думает, что вот-вот начнет против меня военную кампанию, оплаченную королем Шотландии.

Я молча ждала продолжения; теперь я уже хорошо знала, что означает эта его победоносная сияющая улыбка.

— Только у него ничего не выйдет!

— Вот как?

— Его обманом заманили на борт судна и вскоре передадут мне. Яков, король Шотландии, в конце концов признал, что мальчишку должен получить я.

— Значит, тебе известно, где он сейчас?

— Да, мне это известно, как известно и название того корабля, на котором плывут он, его жена и его маленький сын. Яков Шотландский предал его, и теперь он в моих руках. Мои союзники, испанцы, должны будут перехватить его во время этого плавания, изображая самые горячие дружеские чувства, и привезти ко мне. Наконец-то мы положим всему этому конец!

Дворец Вудсток, Оксфордшир. Лето, 1497 год

А потом мы снова его потеряли.

Придворные вели себя так, словно мы совершаем обычную летнюю поездку по стране, но на самом деле мы были заперты в одном из замков центральной Англии и боялись даже нос оттуда высунуть, все время ожидая беды и не зная, откуда она придет, где на этот раз может оказаться «мальчишка». Генрих почти не покидал своих покоев. Даже во время остановок он мгновенно создавал нечто вроде штаба, готовясь к осаде. Он принимал бесконечные донесения, рассылал приказы и требования собрать еще воинов, чтобы увеличить уже собранную армию; ему даже сделали новые латы, изукрашенные драгоценными каменьями, и он собирался надеть их, выходя на поле брани, хоть и не знал, ни где состоится сражение, ни куда исчез его противник.

И Артур теперь не мог вернуться в замок Ладлоу. Он был очень этим огорчен и, рассуждая, как взрослый, все убеждал меня:

— Но ведь именно сейчас я должен был бы находиться в моих владениях, с моими подданными!

— Я тебя понимаю, — говорила я, — и ты совершенно прав, но твой хранитель, сэр Ричард, был вынужден со всем своим войском присоединиться к армии короля. И потом, пока не станет ясно, где может высадиться претендент, нам лучше и безопасней держаться всем вместе.

Он озабоченно посмотрел на меня; его темные глаза были полны тревоги.

— Мама, когда же мы наконец будем жить в мире?

На этот вопрос ответа у меня не было.

* * *

Одни говорили, что «этот мальчишка» по-прежнему в Шотландии, в своем уютном гнездышке с молодой женой, по-прежнему любим королем Шотландии и по-прежнему уверенно готовится к походу на Генриха; другие утверждали, что он покинул берега Шотландии и снова исчез в неизвестном направлении; это ему каждый раз удавалось отлично.

— Как ты думаешь, не мог он снова отправиться к своей тетке? — спросил у меня Генрих. Он каждый день спрашивал, где, по-моему, может находиться «этот мальчишка». Я, держа Мэри на коленях и устроившись посреди солнечного пятна, сидела в детской, расположенной в высокой башне этого красивого дворца. Я лишь чуть крепче прижала к себе малышку, когда в детскую со своими вопросами явился Генрих и принялся в гневе топать туда-сюда — слишком большой, слишком громогласный и совершенно неуместный здесь мужчина, готовящийся к яростному сражению и почти полностью утративший самообладание. Мэри, насупившись, смотрела на отца, но совершенно его не боялась. Так ребенок может смотреть на травлю медведя: забавное представление, но совсем не страшное.