Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса

Я набросила поверх рубашки капот и поспешила следом за Мэгги. Дворец гудел; звонили колокола, кричали и бегали туда-сюда люди. Мы с Мэгги, не сговариваясь, тут же ринулись в детскую и, слава богу, обнаружили там Гарри, Маргарет и Мэри. Потом старшие дети, спотыкаясь, стали спускаться по лестнице вместе с няньками, которые покрикивали на них, требуя, чтобы они шли скорее и соблюдали осторожность; малышка Мэри, испуганно тараща глазенки, сидела у няньки на руках. Я упала на колени и обняла двоих старших, испытывая невероятное облегчение от того, что они целы и невредимы. Прижимая к себе теплые хрупкие детские тела, я чувствовала, что сердце мое бьется так, словно готово выпрыгнуть из груди.

— Во дворце небольшой пожар, — сказала я детям, — но нам опасность не грозит. Давайте все вместе выйдем наружу и посмотрим, как будут тушить огонь.

Мимо нас пробежали гвардейцы-йомены, неся цепы и ведра с водой. Я крепче стиснула руки детей и поторопила их:

— Идемте скорее. Надо выйти наружу и отыскать вашего старшего брата и вашего отца.

Мы были уже на середине галереи, направляясь в большой зал, когда двери в покои леди Кэтрин распахнулись, и она вылетела оттуда в черном плаще, наброшенном поверх белой ночной рубашки; ее темные глаза смотрели дико, густые роскошные волосы облаком окутывали лицо. Увидев меня, она резко остановилась, воскликнула: «Ваша милость!» — и склонилась в низком реверансе, явно ожидая, когда я наконец пройду мимо.

— Не тратьте времени на пустяки, леди Кэтрин, идемте скорей, — сказала я ей. — Там какой-то пожар.

Но она не двигалась с места, явно колеблясь.

— Да идемте же! — рассердилась я. — И вашу прислугу с собой заберите.

Она набросила на голову капюшон, прикрывая растрепанные волосы, и поспешила следом за мной. И когда мы с детьми уже двинулись дальше, я краем глаза успела заметить, как молодой человек в темном плаще, известный ныне как Перкин Уорбек, выскользнул из дальней комнаты, служившей леди Кэтрин спальней, и мгновенно смешался с толпой слуг.

Я оглянулась, желая убедиться, что мне это не почудилось, и он, поймав мой взгляд, улыбнулся мне тепло и доверчиво и, пожав плечами, беспомощно развел руками — это был очаровательный и совершенно французский жест.

— Она — моя жена, я люблю ее, — только и сказал он как бы в свое оправдание, приблизившись ко мне.

— Я знаю, — тихо ответила я и поспешила дальше.

Парадные двери были распахнуты настежь; вверх по лестнице тянулась цепочка людей, передававших друг другу ведра с водой. Генрих был на конюшенном дворе; он торопил тех, кто доставал воду из колодца, но все равно всем казалось, что дело идет страшно медленно; ветер уже разносил острый запах гари, и колокол все звонил, и люди кричали: «Воды! Скорей! Огонь разгорается!»

Я наконец увидела Артура; он был рядом с сэром Ричардом, на мальчике были только штаны и плащ, накинутый на голое тело.

— Ты же до смерти замерзнешь! — накинулась я на него.

— Ступай и возьми первую же теплую куртку в наших дорожных сундуках, — велела мальчику Мэгги. — Они еще не распакованы.

Артур кивнул и послушно отправился на конюшню.

— Пожар начался в гардеробной! — крикнул мне Генрих, перекрывая царивший вокруг шум. — Теперь ты потеряешь все свои платья и бог знает сколько украшений! — Затем послышался треск дорогого оконного стекла, разлетевшегося вдребезги под воздействием жара, и раздалось что-то вроде взрыва — это прогорела и рухнула одна из балок, поддерживавших крышу; пламя тут же рванулось вверх.

— Комнаты осмотрели? Оттуда все вышли? — крикнула я.

— Вроде бы да, — сказал Генрих. — Вот только… видишь ли, дорогая, мне очень жаль… — Он отвел меня чуть в сторону от цепочки людей, передававших друг другу ведра с водой. — Мне действительно очень жаль, Элизабет, но, боюсь, что мальчишка погиб…

Я оглянулась. Леди Кэтрин стояла рядом, а «мальчишка» уже успел растаять в толпе, кишевшей у парадных дверей дворца. В этот момент пламя взревело с новой силой, языки его уже вырывались из верхних окон.

— Ты сама ей скажешь? — спросил Генрих. — В том, что он погиб, нет ни малейших сомнений: ведь он оказался в самом пекле, поскольку ночует в одной из комнат рядом с гардеробной, а двери туда на ночь тщательно запирают. Пожар возник именно там, так что если мы его и отыщем, то только мертвым. Это трагедия, ужасная трагедия…

Что-то в поведении Генриха насторожило меня. В эти минуты он был невероятно похож на нашего сына Гарри, когда тот, глядя на меня честными голубыми глазами, ясными, как летнее небо, преспокойно выдавал мне какую-нибудь откровенную ложь — насчет того, почему он не сделал домашнее задание, подрался с сестрой или не слушался наставника.

— Значит, мальчик мертв? — спросила я. — Он сгорел?

Генрих потупился, тяжко вздохнул и даже глаза рукой прикрыл, словно на них навернулись слезы.