Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса

Я была не настолько глупа, чтобы жаловаться на постигшее меня разочарование и плакать из-за того, что мой муж больше на меня не смотрит, что он увлечен другой, более молодой и красивой женщиной. Не разочарование в любви стало причиной того, что ноги у меня будто налились свинцом, так что мне больше не хотелось не только танцевать, но даже просто гулять, и уже с самого утра сердце мое начинало мучительно ныть. Нет, я была не настолько предана Генриху, что стала бы так терзаться из-за его утраченной любви. Виной всему были тревога за того юношу, что томился сейчас в Тауэре, и мой все усиливавшийся страх. Мне казалось, что здесь, вдали от Лондона, стражи, которых приставил Генрих к «этому мальчишке», могут сговориться со своими приятелями из темных переулков и сомнительных постоялых дворов и сделать все, что угодно. Они могут составить заговор против «мальчишки», могут разослать порочащие его послания и в итоге сплетут веревку, достаточно длинную, что ее хватит и для казни «мальчишки», и их самих в придачу. Я чувствовала, что разговоры о том, что доступ к «мальчишке» совершенно свободный, что к нему постоянно приходят разные люди, — это не просто сплетни и не проявление халатности его стражи, а часть той истории, которую сознательно плетет Генрих. Он любыми средствами желает доказать, что этот «сын служителя шлюза из Турне» — лживый и трусливый обманщик; что он с помощью всяких темных личностей плетет очередной заговор против короля, а потом поведет их, как последних глупцов, на верную смерть.

А вот Генрих, судя по всему, не слишком задумывался о судьбе «этого мальчишки», как и о судьбе моего кузена Тедди. Он был весел и спокоен. Он вел себя так, словно был теперь совершенно уверен в прочности своего трона, в законности своих прав на этот трон и в своем будущем. Когда испанский посол в очередной раз с мрачным видом напоминал ему, что в Тауэре до сих пор живут предатели английской короны, Генрих дружески хлопал его по спине и просил заверить их величества, короля и королеву Испании, что английский трон в безопасности и со всеми нашими бедами покончено. Он просил незамедлительно прислать сюда инфанту для заключения брака с Артуром, ибо для этого ни малейших препятствий больше не существует.

— Но там «этот мальчишка», — возражал посол, — и Эдвард Уорик!

В ответ Генрих лишь пренебрежительно щелкал пальцами.

Вестминстерский дворец, Лондон. Лето, 1499 год

Мы вернулись в Лондон, и Генрих тут же заперся в своих покоях вместе с матерью, желая просмотреть все сообщения и отчеты, которые собрались за время его отсутствия. А уже через день туда снова потоком потекли люди, приходившие и уходившие по незаметной боковой лестнице, так что большинство придворных их попросту не замечало. А я, наблюдая за этими бесконечными визитерами, удивлялась тому, что для личной беседы с королем частенько являются йомены из числа стражников Тауэра, отстояв там очередное дежурство.

В тот вечер, когда молодые придворные собрались в моих покоях, чтобы потанцевать и пофлиртовать с моими фрейлинами, примерно за час до обеда ко мне зашел Генрих, и меня встревожило его мрачное и как-то сразу посеревшее лицо.

— Ты получил дурные вести? — спросила я, и он, оглянувшись на придворных, которые уже принялись строиться, чтобы проследовать за нами в обеденный зал, бросил на меня исполненный ненависти взгляд и прошипел:

— Ты ведь и сама прекрасно знаешь, в чем дело, не так ли? Ты же все время об этом знала!

Я с недоумением покачала головой.

— Клянусь, я совершенно ничего не знаю. Я, правда, заметила, что к тебе весь день бегают с докладами какие-то люди, а теперь меня прямо-таки тревожит твой усталый вид. Честное слово, Генрих, ты выглядишь совершенно больным!

Он больно стиснул мое запястье и раздраженно бросил:

— Ну, одного из кузенов ты теперь лишилась!

Естественно, я тут же подумала о Тедди, заключенном в Тауэре, и воскликнула:

— Мой кузен умер?

— Я имею в виду Эдмунда де ла Поля, — четко произнес Генрих, точно выплевывая мне в лицо каждое слово. — Очередного фальшивого Йорка. Сына твоей тетки Элизабет. Того самого, которому я, по ее клятвенным заверениям, мог полностью доверять!

— Эдмунд умер? — прошептала я.

— Сбежал, — кратко поправил меня Генрих. — Ты знала об этом?

— Нет, конечно же, нет!

Придворные были готовы следовать за нами, и Генрих оглянулся на них через плечо с таким видом, словно опасался тех, кто стоял у него за спиной.

— Меня тошнит от всего этого! — тихо сказал он. — Меня просто наизнанку выворачивает!