Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса

Я закрыла руками лицо, лишь бы не видеть перед собой эту женщину. Если бы миледи выглядела торжествующей, я бы просто возненавидела ее, но она была явно охвачена ужасом; казалось, она испытывает почти те же чувства, что и я сама, сознавая, что все наши прежние попытки что-то наладить потерпели полный крах.

— Мы с твоей матерью далеко не всегда пребывали в согласии друг с другом. — Свекровь явно взывала к моему рассудку. — Однако двор, как мне представляется, она покидать не хотела. Это несчастье и для нее, и для нас. Я надеялась, что мы сумеем найти общий язык, сумеем стать единой королевской семьей, что мы всегда будем держаться вместе. Но она всегда претендовала на большее. И никогда не была до конца честна с нами.

Нет, я была не в силах защитить свою мать! Я лишь бессильно склонила голову, и слабый стон ужаса вырвался у меня сквозь сжатые зубы.

— Душа ее не знает покоя, — заключила леди Маргарет. — Она все время стремится продолжать ту войну, которую вы, Йорки, уже проиграли. Она не смирилась с этим, хоть и сделала вид, что заключила с нами мир; а теперь она и вовсе воюет с тобой, своей родной дочерью.

Я слабо вскрикнула и без сил рухнула на мягкое сиденье в оконном проеме. Закрыв руками лицо, я молчала. Молчала и леди Маргарет. Затем она пересекла комнату и плюхнулась рядом со мной.

— Она ведь старается ради своего сына, не правда ли? — устало спросила она. — Думаю, это единственная цель, ради которой она готова сражаться, даже если этим наносит вред тебе. Родной сын — вот единственный претендент, которого она готова предпочесть своему внуку, хотя я знаю: она очень любит Артура, как и все мы. Но лишь своего родного сына она хотела бы видеть на троне. Она, должно быть, думает, что кто-то из ее мальчиков, Ричард или Эдуард, все еще жив, и надеется сделать его королем Англии.

— Я не знаю, я ничего не знаю! — Теперь я уже плакала, не скрываясь. Рыдания душили меня, я едва могла говорить, я и миледи-то едва слышала.

— Ну а кто же еще это мог бы быть?! — внезапно вскричала леди Маргарет, побагровев от гнева. — Кто? Кого твоя мать способна поставить выше собственного внука? Кто ей дороже, чем он? Кого она могла предпочесть принцу Артуру? Нашему Артуру, рожденному в Винчестере, истинному Артуру из Камелота? Кого она могла ему предпочесть?

Я, как немая, только мотала головой, чувствуя, как горячие слезы ручьем льются у меня по щекам, капают на руки, уже ставшие мокрыми.

— Она могла бы свергнуть тебя с трона только ради своего сына! — прошипела леди Маргарет. — И она, несомненно, уверена, что один из ее мальчиков жив. Расскажи мне все, Элизабет! Все, что знаешь! Нам необходимо обеспечить твоему сыну Артуру полную безопасность и законное наследование престола. Скажи, это правда, что твоя мать прячет где-то одного из своих мальчиков? Может быть, он сейчас живет у своей тетки во Фландрии?

— Но я действительно ничего не знаю! — беспомощно пролепетала я. — Моя мать никогда и ни во что меня не посвящала. И если я говорю, что ничего не знаю, значит, я действительно ничего не знаю. Она старалась не обременять меня лишними знаниями, чтобы я никогда и ничего не смогла бы сказать вам. Она не хотела, чтобы меня подвергали такому допросу, какому вы только что меня подвергли. Она пыталась защитить меня, спасти от подобного унижения! Повторяю: мне совершенно ничего не известно.

* * *

Когда Генрих вместе со своей свитой зашел за мной, чтобы повести меня в обеденный зал, на его лице играла какая-то натужная, неубедительная улыбка — он старательно изображал полную уверенность в себе, но чувствовалось, что под этой бравадой скрываются гложущие его душу опасения. Генрих явно боялся, что может потерять все.

— Мы с тобой поговорим позже, — тут же негромким голосом, но довольно жестко прервал он мои попытки что-то ему объяснить. — Вечером, когда я приду к тебе.

— Но, милорд… — пролепетала я.

— Не сейчас, — отрезал он. — За обедом все должны видеть, что мы с тобой одно целое.

— Мою мать нельзя удерживать против ее воли, — все же не умолкала я, потрясенная тем, что не только мой кузен Тедди по-прежнему остается в Тауэре, так теперь еще и мою мать силой отправили в Бермондсейское аббатство. — Это невыносимо, чтобы членов моей семьи держали под замком! В чем бы ты и твоя мать их ни подозревали, я не стану терпеть подобного к ним отношения!

— Мы обо всем поговорим вечером, — повторил Генрих. — Я приду к тебе и все объясню.

Моя кузина Мэгги, бросив на меня испуганный взгляд, тут же подхватила мой шлейф, расправила его, и мы с Генрихом рука об руку двинулись в обеденный зал; за нами последовали придворные, и я, естественно, принялась улыбаться направо и налево, думая о том, какой обед подадут сегодня моей матери, какая тоска будет царить в ее душе, тогда как весь королевский двор, где она когда-то царила, будет как ни в чем не бывало пировать и веселиться.

* * *