Сэр Роберт Клиффорд, верный друг и соратник Ричарда Йорка, бывший с ним рядом и во время битвы при Босуорте, и в течение многих лет задолго до этого события, низко поклонился Генриху и мне. Он выглядел несколько напряженным; в одной руке у него был кожаный мешок вроде тех, с какими ходят по домам бродячие торговцы, а в другой — листок бумаги; казалось, он явился, чтобы подписать какой-то довольно сложный торговый договор. Генрих уселся на кресло, накрытое золотой парчой, и уставился на сэра Роберта, осматривая его с головы до ног так, словно снимал с него мерку, а заодно и пытался понять, как этому человеку удалось дважды безнаказанно совершить измену.
— Итак, поведай нам, что тебе известно, — спокойно велел ему Генрих.
Моя свекровь тут же сделала маленький шажок в сторону сына и положила руку на резную спинку кресла, словно желая показать в столь непростую минуту свое с Генрихом единство. Я же, напротив, инстинктивно старалась держаться подальше от этого трона. Маргарет снова с тревогой глянула на меня: видимо, она опасалась, что я сейчас упаду в обморок. В комнате действительно было очень душно, и отчетливо чувствовался запах нервного пота: лорды ждали своей участи. Интересно, у кого из них действительно есть основания так сильно бояться? Я посмотрела на Сесили, на Анну, на Мэгги, и мне тоже стало страшно: а что, если и они сейчас угодят в расставленную Генрихом ловушку? Сэр Роберт Клиффорд промокнул пот, выступивший над верхней губой.
— Я прибыл сюда прямиком со двора… — начал он.
— Это не двор! — прервал его Генрих.
— Из…
— Ты прибыл от этого притворщика Уорбека! — Похоже, Генрих решил говорить вместо сэра Роберта.
— Уорбека? — Сэр Роберт явно колебался, не решаясь подтвердить это, поскольку он никогда прежде такого имени не слышал.
Генрих, начиная раздражаться, возвысил голос:
— Ну да, именно Уорбека! Разумеется, Уорбека! Боже мой, это и есть его настоящее имя!
— И я привез с собой вот этот мешок. — Сэр Роберт поднял и показал всем мешок.
— Мешок с печатями предателей! — подсказал ему Генрих.
Сэр Роберт побледнел, но согласно кивнул.
— Да, с доказательствами предательства, совершенного разными людьми.
— Которые были заботливо вырезаны этим мальчишкой из их предательских писем! — снова вмешался Генрих.
Сэр Роберт снова кивнул.
— Хорошо, — сказал Генрих. — Можешь начинать. Печати показывай по одной.
Сэр Роберт подошел к столу и положил на него мешок так, чтобы король и сам мог доставать из него печати, и я увидела, как Джаспер Тюдор тут же напрягся и даже привстал на цыпочки, готовый в любое мгновение ринуться вперед и грудью заслонить своего племянника в случае чьей-либо враждебной выходки. Господи, подумала я, неужели они, даже находясь в сердце Тауэра, боятся, что на Генриха может быть совершено покушение?
Процедура оказалась весьма похожей на детскую игру: сэр Роберт сунул руку в мешок, вытащил первую печать и передал ее Генриху; тот повертел ее в руках и коротко возвестил:
— Крессенер!
В одном из углов послышался легкий шепот — там стояли родственники этого молодого человека, в данный момент в зале отсутствующего. Вид у них был потрясенный, кто-то из них даже упал на колени, восклицая:
— Богом клянусь, мне ничего об этом не известно!
Генрих только глянул на него, и клерк, стоявший позади, тут же сделал пометку в каком-то списке. Взяв у сэра Роберта следующую печать, Генрих сказал:
— Аствуд.
— Никогда!.. — вскрикнула какая-то женщина и тут же умолкла, поняв, видно, что не стоит сейчас, прилюдно, защищать предателя.
А Генрих уже протянул руку за следующей печатью. В толпе вздохнули; лорды дружно затаили дыхание, глядя, как печать появляется из мешка. Словно по волшебству, глаза мои вдруг обрели невероятную зоркость, прямо как у сокола, и я даже на таком расстоянии сумела разглядеть, чья это печать. Когда сэр Роберт передавал ее королю, я узнала на этой маленькой красной печати след перстня, принадлежавшего моей матери.
Сэр Роберт тоже узнал ее печать и молча передал ее королю. Генрих взял печать, не называя имени ее владелицы и никак это не комментируя. Он повертел печать в руках и посмотрел на меня, но глаза его были лишены какого бы то ни было выражения; казалось, они стали плоскими и тусклыми, как уэльский сланец. Затем он молча положил печать на стол рядом с другими. Джаспер гневно на меня глянул, а миледи демонстративно от меня отвернулась. Я перехватила испуганный взгляд Сесили, но не решилась ни подать ей какой-либо знак, ни сказать что-либо. Больше всего я заботилась о том, чтобы лицо мое оставалось совершенно спокойным, понимая: самое главное для нас — ни в чем не признаваться.
Из мешка появилась новая печать, и я невольно затаила дыхание, готовясь к новому, еще более ужасному испытанию. Генрих опять положил печать на стол, не называя имени ее владельца, и придворные вытягивали шею, пытаясь понять, чья она.
— Дорлей, — с горечью и явным нежеланием объявил мой муж, и я услышала, как из уст одной из моих фрейлин вырвался тихий стон, поскольку это было имя ее брата.