Первая рыбка. Сказки и рассказы

Не рассёдлывая лошади, я побежал к лисьему колу, за юрту. Там я увидел неподвижно сидящую лису. Её исхудавшая острая морда стала вытянутой и тонкой. Лиса напряженно смотрела в степь. Её скулы нервно вздрагивали. Она не обратила на меня никакого внимания. Изредка устало и медленно мигая, лиса не переставала вглядываться в даль, будто желая кого-то увидеть сквозь мглистую пелену.

У норы лежали куски мяса. Она не прикоснулась к ним.

– Они той ночью бросили её… – грустно сказал Кусаин. – Зачем им теперь мать? Она выкормила своих детей. Она им дала всё. Острые белые зубы. Тёплую рыжую шубу. Быстрые ноги. Крепкие кости. Горячую кровь. Зачем им теперь старая лиса?

Наверное, в детстве мне довелось много слышать слезливых сказок, и они научили меня жалеть даже сломанное дерево… Мне безумно было жаль лису. Лису, так заботливо и так нежно воспитавшую в страхе и неволе, рядом с шумным и дымным жильём человека, пятерых лисят. И они теперь оставили свою заботливую мать наедине с ненавистным колом. Они покинули её тёмной осенней ночью, когда все спали, и ни выстрелы, ни собаки их не могли догнать. Это была хитрость. Хитрость, которую, как и свою жизнь, они тоже получили от матери.

Для зверей всё это вполне законно. Но человек и зверя хочет видеть лучшим, чем он есть на самом деле. Так уж устроены благородные человеческие глаза.

– Она звала их, – сообщил мне Кусаин. – Очень жалобно звала. Она вчера лаяла на всю степь. Как по мёртвым… Жалко. Очень жалко. Большой убыток. Пять малахаев убежали…

А потом Кусаин посмотрел на меня и умолк. Что-то вдруг изменило мысли моего степного друга. Может быть, моё молчание. Ведь мы с ним обменивались не только подарками, но и добрыми чувствами. Постояв минутку потупившись, он направился к лисе.

– Если пропали пять малахаев, пусть пропадает шестой. У меня каждый раз будет болеть голова, когда я надену шкуру такой несчастной лисы. У всякого свой головной боль, – сказал он, хорошо говоривший по-русски, нарочито коверкая слова, будто высмеивая этим свой явно не охотничий поступок.

Сказав так, он снял с лисы ошейник и крикнул на неё. Лиса не убегала. Тогда он пронзительно свистнул. Лиса сжалась и кинулась в нору подле кола.

– Уже не верит в свободу, – сказал он. – Не верит, что мы с тобой немножечко смешные люди.

Утром нора оказалась пустой, и Кусаин, входя в юрту, сказал:

– Вставай. Чай пить будем. Шестой малахай убежал искать свои пять малахаев. Она их найдёт, обязательно найдёт. Найдёт и скажет: «Эх вы… эти самые…»

А может быть, промолчит? Простит? Она ведь мать.

Тёмка

По вечерам мы нередко проводили время в корабельном салоне, и бывалый моряк Сергей Сергеевич рассказывал нам презабавные истории. Вот что он рассказал однажды…

– Наш крейсер находился в учебном плавании. Был тихий летний день. Море – как зеркало. Хорошая видимость, только солнце слепило глаза вперёдсмотрящим.

Вперёдсмотрящими в этот час вахты были старший матрос Коробов и матрос Ванечкин. Зоркие моряки! Корабль ли какой появится на горизонте или шлюпка, обязательно первыми доложат по корабельному телефону на ходовой мостик. Даже если, допустим, ящик какой-нибудь плывёт – не упустят. И правильно. Мало ли в море случаев бывает – и безобидный ящик может плавающую мину прикрыть.

И вот, изволите ли видеть, вдруг старший матрос Коробов по полной форме докладывает:

– Товарищ командир, прямо по носу в семи кабельтовых стиральное корыто, а в корыте кошка!

– Есть, – отвечает командир, – прямо по носу стиральное корыто, а в корыте кошка!

На ходовом мостике раздался дружный хохот. Приникли к биноклям. Точно: прямо по носу стиральное корыто, а в корыте кошка.

Корабль замедлил ход, затем остановился. Спустили шлюпку. Кстати, это входило в программу нашего учебного плавания. Отрабатывали исполнение команды: «Человек за бортом».

Вскоре и корыто, и кошка по всем правилам спасения на водах были подняты вместе с матросами и шлюпкой на палубу. Рыжий кот обрадовался кораблю, как берегу.

Начались догадки:

– Откуда? Как? Почему кот очутился в корыте?

Строились самые различные предположения. Может быть, мальчишки созорничали и пустили несчастного кота в плавание. Вернее всего, что это именно так и было. Но какие мальчишки? Стали исследовать, в какой стране делаются такие корыта. Мнения раскололись, «национальная принадлежность» корыта так и не была определена. А спасённого плавателя определили в боцманскую команду и назвали Тёмкой – в память погибшего корабельного кота Тёмки.

Нового Тёмку для порядка поселили в клетку. На карантин. Мало ли… Может быть, больной. Нарочно кем-то заражённый кот. На корабле во всём необходимы предосторожности.

Через неделю корабельные медики нашли Тёмку совершенно здоровым, и он перешёл на постоянное место жительства в боцманскую каюту.

Животное оказалось ласковым, общительным; от него пахло домом, берегом. Всякая кошка напоминает семью, детство.