Первая страсть

Г-н Моваль ценил такое чувство, и оно льстило ему. Так как авторитет его был раз навсегда признан, то он предоставил своей жене заботу воспитывать Андре по ее желанию, вмешиваясь лишь при некоторых важных обстоятельствах. Хотя г-н Моваль редко ходил в церковь, несмотря на когда-то выданные добрым аббатом Рикаром удостоверения в его набожности, он не препятствовал тому, чтобы мадам Моваль водила Андре на церковные службы всякий раз, когда считала это нужным. В результате Андре душевно и телесно был воспитан так, как понимала воспитание его мать: заботливо, одетый по ее вкусу. Г-жа Моваль была благодарна мужу за то, что он положился на нее в этом деле физического и умственного ухода, и не могла ничего возразить г-ну Мовалю, когда тот решил определить Андре, которому должно было исполниться тринадцать лет, приходящим в лицей. Г-жа Моваль предпочла бы заведение, во главе которого стоят священники, но г-н Моваль указал на терпимость, выказанную им до сих пор, как тем, что он допускал с Андре брать частные уроки дома, как этого пожелала г-жа Моваль, так и тем, что дозволил сыну ходить на уроки закона божьего, даваемые аббатом Рикаром, и на службы в приходской церкви. Наступило время более мужественного и более современного воспитания. Поэтому Андре поступил приходящим в лицей Людовика Великого [16].

Во всей этой истории с лицеем слабая попытка сопротивления, оказанного г-жой Моваль, была внушена ей дядей Гюбером. Дядя подчеркивал свою религиозность. В его глазах это составляло часть того, что он называл военными доблестями. К тому же г-жа Моваль и ее деверь отлично понимали друг друга. Она даже прощала ему благодаря этой своей дружбе к нему то, что он научил Андре курить и позволял себе иногда косвенные шутки по адресу г-на Моваля и его занятий «моряка, который никогда не плавал». Г-жа Моваль, наоборот, была преисполнена благоговения к занятиям своего мужа. Они даже увеличивали его престиж в ее глазах. Мореходное Общество казалось г-же Моваль чем-то важным. Все эти суда, бороздившие моря, погружали ее в мечтательность, и г-н Моваль возвышался при этом в ее мыслях. Он знал морские пути, далекие гавани, страны с экзотическими названиями. В глазах своей жены он принимал участие в громыхании пароходного винта, в стоне сирен, в морских качках, в величии ураганов, во всей суматохе отправлений, прибытий, приключений; и когда он приходил из своей конторы, потрудившись над всеми этими гигантскими и далекими вещами, ей казалось, что он возвращался с края света и приносил с собой запах ветра и морских брызг.

Впоследствии к этому впечатлению, столь благоприятному для г-на Моваля, прибавилась в. уме его жены грустная мысль о том, что эти суда когда-нибудь отнимут у нее сына и умчат его к одному из постов консульской карьеры, о которой мечтал для Андре г-н Моваль. Правда, г-жа Моваль совсем не любила раздумывать о том, что ее сын станет консулом, но эту перспективу она все же предпочитала мысли, что он мог бы сделаться солдатом!

Это намерение посвятить Андре консульству возникло давно, из потребности противоречить дяде Гюберу, желавшему, чтобы его племянник украсил когда-нибудь свою голову «казуаром» Сен-Сирского училища. Чтобы внушить ему подобную склонность, дядюшка Гюбер награждал мальчика в Новый год саблями, ружьями, лядунками, в то время как г-н Моваль, чтобы бороться с влиянием этих игрушек, презрительно называемых им «казарменными игрушками», дарил ребенку пароходики, описания путешествий и целые томы «Вокруг света» [17]. Но то, что для г-на Моваля сначала было лишь предлогом для досаждения дядюшке Гюберу, понемногу сделалось вполне определенным намерением. Что до г-жи Моваль, то она скоро успокоилась относительно военной будущности своего сына. Слабое зрение Андре заставило ее, когда ему было лет пятнадцать, свести его к глазному врачу, от которого г-жа Моваль вынесла утешительную уверенность в том, что Андре никогда не придется особенно близко узнать суровую лагерную жизнь. Если бы даже рассказам добряка дяди, которыми Андре начал слишком явно не интересоваться, не удалось бы отвлечь его от военной службы, его близорукость была бы ему в этом помехой. Итак, желания бедного дяди Гюбера были напрасны. С другой стороны, что касалось решений г-на Моваля, г-жа Моваль предоставила себе право, когда придет пора, вмешаться, если понадобится. Поэтому, имея в виду это вмешательство, она сохраняла свои силы. Ей казалось, что, отрекаясь от всякого проявления своей воли перед мужем, она собирает в себе тайную силу, воспользоваться которой она дала себе обещание. Притом же приемный конкурс в министерстве был труден, и Андре изучал пока лишь право.