Первая сверхдержава. История Российского государства. Александр Благословенный и Николай Незабвенный

По Парижскому договору, подписанному в феврале 1856 года, Россия вовсе отказывалась от Черноморского флота, больше не претендовала на покровительство турецким православным, да еще отдавала часть Бессарабии. Последнее условие для империи, давно уже никому не уступавшей своих территорий, было особенно тяжелым. Из сверхдержавы, еще недавно диктовавшей свою волю всему европейскому континенту, Россия спускалась до уровня второстепенного государства, ниже Британии, Франции, Австро-Венгрии и даже Пруссии, которая скоро превратится в Германию.

Силы страны были подорваны. И главной проблемой для империи являлись не людские потери (хоть и очень значительные – 150 тысяч смертей), а полный финансовый крах. Россия была разорена. В общей сложности военные расходы составили 800 миллионов рублей. Государственный долг достиг колоссальных размеров. Это обрекало бюджет на многолетний дефицит. Из-за неконтролируемой эмиссии обрушился рубль. Пройдет сорок с лишним лет, прежде чем национальная валюта вновь станет конвертируемой.

Но нет худа без добра. Тяжкое поражение преподало стране ценный урок, пусть оплаченный очень дорогой ценой. И наверху, и внизу всем стало ясно, что по-прежнему существовать невозможно. Необходимы реформы – кардинальные и быстро.

Заключение. Зигзаги «ордынскости»

Если посмотреть на описываемый период с точки зрения «ордынской» теории, картина получается парадоксальной. В первой половине XIX века страна словно экспериментирует сама над собой, то убавляя, то повышая градус «ордынскости».

Александр пытается создать либеральное государство, жители которого будут уже не бесправными слугами престола, а гражданами. Николай делает резкий поворот в другую сторону и отбирает часть прав даже у привилегированного сословия. При этом империя – удивительно! – достигает небывалого величия при царе-либерале и утрачивает это положение при царе-государственнике. В 1856 году ее международный вес оказывается ниже, чем был в XVIII веке, не говоря уж о 1814 годе. Получается, что укрепление самодержавных «столпов» не усилило, а ослабило Россию?

Но загадок здесь нет.

Исторически «ордынская» модель государства выказывала самые лучшие свои качества – сплоченность, хорошую управляемость, готовность к жертвам, высокую мобилизационную способность – в периоды тяжелых испытаний. Поэтому отечественные войны ей всегда удавались лучше, чем завоевательные. Русские плохо дрались с Наполеоном в 1805–1807 годах и превосходно в 1812-м, потому что вражеское вторжение мобилизовало все ресурсы большой, сильной страны.

При Николае же все войны были окраинными, имперскими, и подобного отклика в народе не вызвали. Сказался и негативный эффект долгого европейского мира. Дело в том, что государство «ордынского» типа всегда плохо развивается в мирное время. Слишком много внутренних факторов, тормозящих эволюционные процессы. Учредив систему европейской коллективной безопасности и, сколько было возможно, ее сохраняя, империя сама себе навредила. В других странах ширилась индустриальная революция, росла экономика, формировалось современное общество, а российская власть тратила свои силы на то, чтоб всё оставалось по-прежнему. Государство отставало, гнило, дряхлело. Сильным и монолитным оно выглядело только с фасада, да в докладах, подаваемых на высочайшее имя.

Внутри никакого единства не было. Недовольные помалкивали или перешептывались, потому что поднимать голос было опасно, но к концу николаевского царствования пресловутое ощущение, что «так жить нельзя», пронизывало общество снизу доверху. Сам наследник престола великий князь Александр Николаевич, не осмеливавшийся перечить властному родителю, очень хорошо понимал, что жесткий «государственнический» курс для страны вреден и опасен. Да и трудно было этого не понимать на фоне военных поражений и экономического коллапса.

В оппозиции к власти оказалась и значительная часть дворянства. После александровских вольностей при Николае оно чувствовало себя ущемленным. Единственным оправданием для диктатуры могут быть громкие победы. Когда же они сменяются поражениями, все перестают понимать, из-за чего они живут хуже, чем могли бы. Для военной империи, которой являлась Россия, после Крымской войны вопрос встал еще жестче. Если Россия хотела сохраниться на карте, ей нужно было поменять всё: сословную систему, экономику, вооруженные силы, законы, управление.

За долгие годы жесткого «государственнического» управления элита успела забыть, что в свое время разочаровалась в либерализме. Ранние александровские времена теперь вспоминались, как золотой век.

России предстоял новый зигзаг в метании между Сциллой и Харибдой: от тотального «завинчивания гаек», доведшего страну до убожества, к их стремительному «развинчиванию», чреватому революционным хаосом, – и потом обратно.

Следующий том будет называться «Реформы и контрреформы».