Первая труба к бою против чудовищного строя женщин

Вернувшись домой, я отправился с мистером Чэпменом и его сыновьями на берег, к лодке. Пришлось надень комбинезоны и вязаные шапки, потому что песок, взбаламученный ветром на берегу, мог содрать незащищенную кожу. Мы сняли с лодки мистера Чэпмена мачту, затем помогли другим рыбакам, и к полудню все мачты были убраны, а лодки лежали на берегу, подальше от волн, похожие на огромные башмаки.

К трем часам дня я успел подняться на чердак и вышел через дверь на «вдовью дорожку». Я посмотрел в сторону «Бастиона» и увидел Марию у окна верхнего этажа. Мы долго махали друг другу руками и посылали воздушные поцелуи. Потом она скрылась. Когда же кончится буря? – думал я.

В четверг начался дождь, теплый и ласковый. Все бы ничего, если б не ветер. После завтрака мы забаррикадировали окна, потом мистер Чэпмен отправился на собрание в резиденцию коменданта.

Вернувшись домой, он сказал, что, согласно последней радиограмме, эпицентр бури движется прямо на наш остров. Кое-кто из жителей, видимо не полагаясь на свои жилища, уже перебрался в крепость. Одна или две семьи последовали совету Марты Ригг, покинули город и ушли в горы.

– А сами Ригг и Марта? Они последовали этому совету? – поинтересовался Джон.

– Нет, – сказал мистер Чэпмен. – Они должны присматривать за кладбищем.

Не знаю, в шутку ли он это сказал, но мы все засмеялись.

В три часа я вышел на «вдовью дорожку», чтобы помахать рукой Марии, но тщетно: все окна в «Бастионе» были забиты досками. И все-таки я помахал ей рукой. Затем постарался отвлечься чтением и карточной игрой с молодыми Чэпменами. Наступил вечер, фонари-«молнии» раскачивались, и толстые деревянные балки стонали, как некогда стонали они под натиском штормов в открытом море.

К пятнице ветер уже выл не умолкая, и ему вторил грохот ливня – не легкой мороси, а сильного, жестокого потока. За едой я подметил, что мистер Чэпмен, для которого обычно сидение на берегу в плохую погоду было долгожданным отдыхом, чем-то озабочен. Порой земля у нас под ногами начинала урчать, словно остров терся о причальную стенку. Миссис Чэпмен лежала в постели с мигренью. Софи, сиамская кошка, наконец-то подружилась со мной. И теперь норовила пристроиться на коленях у меня или улечься ко мне в постель, и казалось, что со мной она чувствует себя в большей безопасности, чем с другими.

В полдень ветер визжал, дождь молотом бил в дом. Мы ничего не могли разглядеть в щелях меж досок, которыми были забиты окна, – дождь висел сплошной пеленой.

А потом, ровно в два часа, жуткий вой ветра стих. Унялся и дождь. Я лежал на постели вместе с Софи и читал, когда услышал тишину. Я встал и полез по лестнице на чердак. Поднял тяжелую деревянную задвижку, распахнул дверь и вышел на «вдовью дорожку».

Я стоял словно бы в огромном соборе, окруженный черными колоннами, под голубым витражным сводом.

Оглядев город, я ужаснулся тому, что успел натворить ураган. Все крыши вокруг, насколько хватало взгляда, были частично сорваны. На домах не доставало стольких фанерных листов, что уцелевшая обшивка складывалась в узор, подобный лоскутному одеялу. Еще больше меня испугала разоренная окрестность – ни деревьев, ни садов, ни газонов, ни пристроек, ни сараев – сплошная черная лава. «Бастион» и крепостные стены вроде бы устояли, но главная улица превратилась в мелководную речку. На доме коменданта обломился флагшток и все здание слегка накренилось к западу. Весь пляж размыло волнами. Не уцелело ни единой лодки. Даже бетонный причал почти полностью обрушился.

Я простоял на «вдовьей дорожке» всего несколько минут, как вдруг послышался новый звук – глухой рев, надвигавшийся с востока. Сперва я не мог понять, откуда он исходит, – казалось, его порождает горизонт, где свинцовое небо слипалось со свинцовым морем. Но шов между морем и небом раздвигался, становился все толще, и океан как будто набухал этим звуком.

Вдруг голубой свод над моей головой сорвало, и ветер вновь подул с такой силой, что я едва успел ухватиться за ограждение. Глухой рев на востоке становился все громче, лента горизонта почернела. Еще немного – и она превратилась в низкую, широкую стену. Ветер словно пытался обогнать эту преграду, завывая от ужаса.

И тут я понял, что это такое: черная стена – это гребень высочайшей волны, несущейся к острову Святого Иуды.

Я хотел вернуться в дом и предупредить Чэпменов, но ветер наглухо захлопнул дверь. Я дергал и дергал, пока ручка не осталась в моих руках. Я бил в дверь кулаками и кричал во весь голос, но никто не знал, что я вышел наружу, и никто не мог расслышать меня за шумом бури и скрипом балок.