Первая труба к бою против чудовищного строя женщин

– Ужасное место! – проворчал Гарри. – Как ты выносишь этот северный климат? На этот раз мы снова идем на Арувулу. Помнишь? Тот остров, откуда капитан Стиллар много лет назад привез жену. Сейчас он был бы разочарован: старинные обычаи забыты. Даже татуированной женщины нигде не увидишь – только на его картинах.

– Что сталось с этими портретами? – спросил я. – Кроме тех, которые ты оставил себе.

– Он просил меня сжечь их после его смерти. Они хранились на складе, целая груда. Несколько портретов я отложил для себя. Думается, он не был бы против. А остальные снес к морю, как он просил, и разложил здоровенный костёр. Жуткое было зрелище, когда они принялись извиваться в пламени, словно живые.

Мы вышли на улицу, и Гарри сел в такси. Попросил водителя подождать, и опустил стекло. Его дыхание струей устремилось мне в лицо.

– Помнишь, Энди, я обещал, что когда-нибудь укажу тебе путь в рай? Пока что я не узнал этого пути, но я еще найду. Я не сдаюсь. Надо лишь внимательнее читать Моролога.

– Не беда, Гарри, – сказал я, улыбаясь его энтузиазму.

Он понял, что означала моя улыбка.

– Почем знать? Если найду, сразу же напишу тебе. – Его неистовство иссякло, Гарри выглядел усталым и печальным. Он протянул руку и сжал мне пальцы.

– Моряки не умеют прощаться, ты ведь знаешь, – буркнул он. – Но я хотел тебе сказать, ты мне вроде сына. Я всегда помню о тебе.

Он выпустил мою руку, поднял стекло, и такси тронулось. Я вернулся в холл и проводил глазами машину, которая выехала с дорожки на убеленную улицу. Снег лежал плотным тяжелым покровом, на окнах внизу намело игрушечные сугробы, как на старинных рождественских яслях.

Такси медленно растаяло в дальнем конце улицы, а с ним – и мои воспоминания о том, кем я был когда-то. Я словно поймал на миг тень самого себя на дальнем берегу, и эта тень навеки растаяла. Я медленно поднимался по лестнице в свою квартиру, и никогда еще мой дом и вся моя жизнь не казались мне такими пустыми.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Через год после визита Гарри Грина я предпринял паломничество в Стровен. Не знаю, зачем, – может, инстинкт, побуждавший вернуться в родное гнездо. Не знаю также, что я ожидал там найти.

Я покинул Камберлоо в конце марта. В Онтарио еще лежал снег, но с юга надвигалась весна. Перелет был ночным, и мы приземлились в Лондоне около восьми утра.

Бесснежный пейзаж. Далеко внизу в редких лучах солнца автомобили блестели и переливались, словно в путь выступила армия жуков.

В Хитроу я взял напрокат машину и двинулся на север. Ясная погода продлилась недолго, дождь вступил в свои права, повис серой пеленой под низкими угрюмыми небесами. Спешить я не собирался, ехал по медленной полосе. Дождь и оседавший на окнах туман мешали разглядеть окрестности. Иногда я останавливался заправиться и поесть сэндвичей, вкусом не отличавшихся от бумаги, в которую они были завернуты.

На закате я пересек Границу и начал соображать, где проведу ночь. Я съехал с шоссе на узкую извилистую дорожку, что вела к приземистым холмам горной страны. Остановился я в придорожном мотеле, именовавшемся «Таверна „Катти-Сарк“», – приземистом строении с беленым фасадом. Снял номер, съел ужин, лег спать. Мне снилось, что я веду машину.

Наутро я поднялся с первым лучом солнца и выглянул в окно. Я ожидал увидеть горы, но за густым туманом с трудом различал парковочную площадку. Я простоял у окна долго, вспоминая детство. Спустя какое-то время оделся и позавтракал. К тому времени, как я доел, туман рассеялся настолько, что я, расплатившись по счету, двинулся дальше на северо-восток.

Первые два часа пути дались нелегко. Сквозь туман я различал дорогу на пятьдесят ярдов вперед, но шоссе так часто поворачивало и на нем встречалось столько подъемов и спусков, что я напрягался, пытаясь предугадать их. Иногда ниоткуда возникал легковой автомобиль или грузовик – словно только что материализовался – и с воем пролетал мимо.

К полудню мир начал обретать форму, и вскоре стало ясно видно во все стороны. Я уже далеко заехал в горы и приближался к Стровену. Теперь я узнал дорогу – та самая, по которой давним утром громыхал автобус, увозя меня прочь.

Неподалеку от Стровена на обочине появились огромные желтые знаки: «Опасность… Конец пути… Проезда нет». Я подъехал к передвижному домику с надписью «Охрана» и военным щитком: «Саперы». Дальше дорога была заброшена, заросла сорняками. Я припарковался. Несколько ошеломленный на вид юный солдат распахнул дверь домика, поправляя на голове берет. Спал, наверное.

– Я хочу проехать в Стровен, – сказал я.

– Невозможно, – ответил он. – Запретная зона.

– Почему?

– Вся земля вокруг города в любой момент может обрушиться. Там большая дыра. Проезд запрещен.

– Я приехал издалека, – сказал я. – Я жил тут прежде.

Он видел, как я разочарован.