Первая версия

Я устроился в кресле поудобнее.

Дикторша пошелестела бумажками, видимо только что, с пылу с жару, принесенными:

—        Только что к нам поступили новые сведения о продолжающейся в Москве «нефтяной» войне. Сегодня утром ее жертвой стал господин Виктор Антонюк, глава фирмы «КБС». «Линкольн» предпринимателя, в котором находился сам Виктор Антонюк, водитель и два охранника, следовал по Ленинградскому шоссе в сторону Речного вокзала. В районе моста, недалеко от станции метро «Войковская» автомобиль предпринимателя стал обгонять вишневый «джип-чероки». Люди, находившиеся в «джипе», открыли ураганный автоматный огонь по автомашине предпринимателя. Господин Антонюк скончался до прибытия «скорой помощи», двое охранников и водитель в тяжелом состоянии госпитализированы. Преступники скрылись. Операция «Перехват» пока результатов не дала.

Камера показала Ленинградское шоссе и красивый белый «линкольн», притулившийся на обочине. Внешне машина не очень пострадала, только крупный план обнаруживал множество пулевых отверстий в окнах и дверях машины. Похоже, как всегда в такого рода делах, работали профессионалы.

Я выключил телевизор. Хотелось курить, но я подумал, что в комнатах, наверное, не курят. Поэтому пошел на кухню и, глядя во двор, как-то автоматически выкурил две сигареты подряд, прикурив одну от другой.

Голова, наконец, работала четко и ясно. Я даже, кажется, смог что-то вспомнить...

...резкие карамельные разводы вдруг стали блекнуть, приобретая оттенки палой листвы, военной формы и осенней коричнево-желтой грязи...

Два лица склонились надо мной. Я пытаюсь различить их черты, но они размыты, словно нарисованы на сыпучем песке…

Зато я вижу очертания, силуэты... Круглая голова с хохолком на макушке и возникшая вдруг рука, автоматически приглаживающая хохолок...

Первый силуэт уплывает, и на его место выдвигается второй, он склоняется ближе, ближе...

Вот сейчас я рассмотрю это лицо...

Но нет — серое пятно вместо лица... Человек отодвигается, и я вижу абрис его головы и плеч — узкая голова со странными ушами, прижатыми и заостренными кверху...

Какие-то звериные уши...

И вновь осенняя коричнево-желтая грязь заволакивает все вокруг...

...Итак, их было двое. Немного же я вспомнил, но все же... На женщин я, наверное, все же зря грешил. Очевидно, могли следить, и скорее всего следили в этой ситуации даже не столько за мной, сколько за Баби. Я вспомнил фельдфебельский взгляд бравой вахтерши. А сколько там крутилось народу кроме нее?

Ночь, проведенная в камере, сделала меня мнительным, не иначе. Честное благородное слово следователя, невинному человеку крайне вредно для душевного здоровья сидеть в тюрьме.

Но что я понял сейчас как нельзя более ясно, так это то, что нужно срочно лететь в Америку.

У меня уже созрел план сегодняшних действий. Как ни крути, а советское воспитание дает определенные плоды. Нас приучили к тому, что мир строго материален, что никакой такой инфернальщины не существует и существовать не может, потому я не мог поверить, что предметы, которые я видел собственными глазами, могут просто-напросто исчезнуть.

В конце концов, если легальные способы исчерпаны, то нужно прибегать к нелегальным. Главное — никого в них не посвящать преждевременно. Победителей же, как известно, не судят. А в случае неудачи вовсе не обязательно звонить о ней на каждом углу.

Пора было идти на ковер к Меркулову. Я уже собрал разрозненные кусочки себя в единое целое и был готов к боевому вылету.

Я давно знал удивительное свойство Меркулова. Когда его усталость переходила все мыслимые пределы, у него как будто бы появлялось второе дыхание.

Так, наверное, бывает у бегуна на длинные дистанции: казалось бы, сил у него больше нет и он должен просто рухнуть как подкошенный на глазах у жадной до зрелищ публики. Но нет: в какой-то краткий неуловимый миг щеки его розовеют, дыхание выравнивается, и вот он, уже свеженький, как парниковый огурчик, зеленый и в пупырышках, неостановимо несется к финишу.

Гремят фанфары, приветствуя победителя. Девушки бросаются на шею, предварительно осыпав чемпиона цветами небывалой красоты.

Все отличие Кости от этого бегуна лишь в том, что никакого финиша в общем-то не предвидится. В лучшем случае — промежуточные. И зрителей нет, и аплодисментов, и цветов. Хотя цветы у Меркулова как раз-то и есть — кактус на подоконнике.

—        Заходи, заходи, лефортовский узник. — Меркулов протягивал мне руку, встав из-за стола.

—        Сижу за решеткой в темнице сырой, вскормленный в неволе орел молодой, — с пафосом продекламировал я школьный стишок.

—        Мы тебя из этой самой темницы сырой едва выцарапали. Пришлось нашего и. о. задействовать, и с директором СВР Маковым доверительную беседу иметь. Они же меня предупреждали...

—        О чем предупреждали?