Без пальто и платка, в простом тёмном платье, Мария Ивановна выглядела совсем молоденькой. Невысокий рост, хрупкая девичья фигура и пышные густые волосы, заплетённые в одну косу, делали её похожей на девочку. Таких агрономов Дарья Андреевна еще не видала.
— Агроном, а какая молоденькая! — вырвалось у неё, когда она почувствовала в загрубевшей своей руке маленькую, почти детскую руку девушки.
Это невольное восклицание смутило Марию Ивановну. Она развела руками и с виноватой улыбкой ответила:
— Что делать! Потом буду и постарше.
— Это хорошо, что молодая! — вмешался Николай Тимофеевич. — Молодые задористы, а нам таких и надо! Ты вот что, мать… Соловья баснями не кормят. Мы в дороге протряслись. Организуй нам поесть.
Новый просторный дом председателя был перегорожен на три неравные части. Одна комната, самая большая, занимавшая половину дома, с русской печкой, считалась общей. Тут стряпали, занимались домашними делами и принимали гостей. Вторая была спальней, а третья — самая светлая, с окнами на юг, — принадлежала дочери.
Пока Николай Тимофеевич переодевался и умывался, Дарья Андреевна собрала на стол обильный завтрак и украдкой наблюдала за молодой и, как ей казалось, беспомощной, ненастоящей „агрономшей“.
Мария Ивановна заметила осторожные взгляды Дарьи Андреевны. В них были и недоверие, и любопытство. Она приготовилась к такому приёму, но никак не могла отделаться от чувства смущения охватившего её при первых словах этой женщины. Состояние у девушки сейчас было такое, какое она испытывала недавно перед экзаменами. Да, первая весна агронома — это тоже экзамен. Ни сердиться, ни обижаться не следовало. Она достала из чемодана полотенце с мылом и пошла умываться в сени.
Вернулся Николай Тимофеевич.
— Коля! Откуда она? — вполголоса спросила Дарья Андреевна, кивая головой на дверь.
— А что? Не понравилась?
— Почему не понравилась? Девушка она, видать, хорошая, но уж больно молода, — не справится, да и слушать её никто не будет.
— Ерунду ты говоришь, Даша, — с досадой сказал Николай Тимофеевич. — Науку будут слушать, а не её.
Умывшись холодной, прозрачной водой, Мария Ивановна почувствовала прилив какой-то особой бодрости. Выглянув за дверь на улицу, она увидела голубое небо и снег на крыше сарая, порозовевший под утренним солнцем. Задорно чирикали воробьи, и откуда-то издалека доносился равномерный звон ударов железа о железо. „Наверно, в кузнице“, — угадала девушка, думая о том, что все эти звуки, и солнце, и небо имеют уже прямое отношение к ней.
„Работать, работать, работать“, — говорила она себе, возвращаясь в дом.
3. Поручение
Встреча на дороге и разговор с председателем взволновали Ваню Рябинина. Весь день была в памяти девушка в белом вязаном платке, её внимательный взгляд и добрая улыбка. Когда мальчик вернулся из школы домой, ни матери, ни отца, ни старшей сестры не было. Деду нездоровилось, и он грелся на печке.
— Обедай, Ванюша, — сказал старик, кряхтя и охая. — Мать на работе. Шти в печке.
Ваня заторопился. Достал чугунок, налил в миску щей, отрезал хлеба и сел за стол.
— Ты что это, как на пожар? Подавишься! — проворчал дед, видя, как внук обжигается и глотает почти не жуя.
— Мне некогда, дедушка.
— А что такое?
— К председателю надо. Велел по делу приходить.
— О-о! А какое такое дело?
— А я и сам еще не знаю.
— Валя Тигунова к Насте забегала, сказывала, что из города агрономша приехала.
Ваня насторожился. „Значит, девушка в санях — агроном“, — подумал он. Покончив с едой, мальчик прибрал на столе и отправился к председателю.
— Ну, что я тебе говорила! — радостно сказала Зина, как только он открыл дверь. — Ты поедешь и я! Нас директор назначил. Как лучших учеников и мичуринцев.
У Вани ёкнуло сердце, но он удержал улыбку и, нахмурив брови, серьёзно спросил:
— А зачем?
— Узнаешь… — таинственно прошептала Зина.
Девочка и сама еще не знала, зачем они поедут в Ленинград, но сделала вид, что не хочет раньше времени разглашать секреты.
— Пойдём-ка, что я тебе покажу, — всё так же таинственно продолжала она и поманила Ваню пальцем.
В её комнате оказалась вторая кровать, а рядом с ней большой чемодан и узел.
— Кто-то приехал? — спросил Ваня.
— Ага! У нас будет жить. Вместе со мной. Угадай, кто?
— Агроном!
— Правильно! Теперь у нас в колхозе будет свой агроном. А потом ещё — зоотехник, ветврач, техник-строитель и механик, — с гордостью сообщила девочка.
Вскоре после того как они вернулись в общую комнату, за дверью послышались шаги Николая Тимофеевича. Судя по тому, как он топал ногами в сенях, отряхивая снег, как широко распахнул дверь и улыбнулся ожидавшим его детям, настроение у него было хорошее.
— Ага! Главный мичуринец явился! Ну, какие у вас планы на этот год?
Девочка переглянулась с Ваней и пожала плечами.
— Какие планы? Обыкновенные!
— А всё-таки? Чем вы собираетесь нынче заниматься? Какие посадки, посевы? — продолжал он спрашивать, снимая полушубок и шапку.
— Будем на школьном участке работать.
— Ну, а если мы вам другое предложение сделаем?
— А какое предложение?
— Картошкой заняться.