Первая вокруг света

Даже таможенник с полицейским подождали с формальностями, пока земляки радовались мне в зале клуба. Я сидела, среди улыбающихся людей, ослепленная светом и оглупевшая от шума. Путала экипажи, капитанов, механиков. С трудом отвоевала возможность сменить мокрую штормовку и резиновые сапоги. Не ощущала ни усталости, ни сонливости. В мыслях, наверно, все еще входила под шторм в порт. Вскоре пошла домой телеграмма: «Мазурка» пришвартовалась 21 января в Кейптауне».

Начало гонки

Пребывание в Кейптауне я представляла в виде длительного отдыха, чередующегося с подготовкой к последнему этапу плавания. Однако жизнь внесла в мои планы существенную поправку уже на следующий день. Утром я узнала об успехе английской яхтсменки Найоми Джеймс.[9] Весть об ее одиночном плавании вокруг света дошла до меня еще в Дурбане. Однако тогда она не вызывала тревоги: Найоми одолела всего лишь четверть пути. А тут мне сообщили, что англичанка уже подходит к западным берегам Южной Америки и 1 февраля надеется быть в Рио-де-Жанейро. Ее яхта была на 6 м длиннее и безусловно шла быстрее «Мазурки». В самом ли деле она плыла так быстро, что за восемь недель пролетела через два океана, я не была уверена, тем не менее дело выглядело серьезно. Все мои планы об отдыхе и туризме требовалось отставить и заняться подготовкой к старту в гонке, которую уготовила мне судьба. «Мазурка» заработала абсолютное первенство и допустить ее поражения было невозможно.

Через неделю я получила еще одно известие, сильно отличавшееся от предыдущего: Джеймс вроде бы находилась в тысяче миль от восточных берегов Австралии. Разница в целый океан — не пустяк, но на всякий случай я решила рассматривать ее местоположение опасным для меня и не терять ни одного дня. Так же считали экипажи польских рыболовных судов, стоявших в порту. В те дни Кейптаун выглядел почти польским портом: суда «Бонито», «Индус», «Вега» и «Орцын» меняли экипажи и проводили ремонт. Позднее к ним присоединился «Гриф поморский». У каждого причала развивался бело-красный флаг, а в яхтенной гавани еще один — «Мазурки». Экипажи именно этих судов устроили мне шумную встречу в момент прибытия в порт, а на следующий день приступили к ремонтным работам на яхте. На «Индусе» отремонтировали поврежденную часть подруливающего устройства — вернули его почти новым, судовой электрик проверил электрооборудование, механики навели чистоту. Экипажу «Мазурки» дали задание отдыхать после трудного плавания. Я получила приглашение на все суда одновременно, а от «Бонито» — на полный пансион с отдельной каютой. Как ни заманчиво было это предложение, я им не воспользовалась. Кейптаун — далеко не спокойный порт. Почти каждое утро на голубом небе появлялись белые облака и скатертью накрывали Столовую гору. К полудню с нее срывался очень сильный юго-восточный ветер и мчался в порт. Он выл, свистел и заставлял максимально напрягаться швартовы. В этих условиях яхту лучше было не оставлять.

Капитан «Бонито» понял мои опасения, поэтому вместе с приглашением на ужин прислал вахтенного на палубу «Мазурки». Я могла спокойно уходить с яхты. Впрочем, экипаж «Бонито» организовал целую службу на «Мазурке». Каждое утро приходили два матроса, которым я давала очередное задание. Так были проверены все тросы и блоки, подшипники и крепления, отремонтирован сломанный носовой релинг и даже надраены борта снаружи, чтобы польская яхта в чужом порту выглядела достойно. Помощь оказывали все, так что у самого маленького польского судна в Кейптауне казался самый большой экипаж. Вечера я проводила на польских судах. Ступив на трап, чувствовала себя как в родном краю, хотя за стенами был чужой порт и чужой мир. У нас были общие дела и общие проблемы, и мы прекрасно понимали друг друга. Ни в одном другом порту я не была так близко к дому…

Мне приходилось действовать на нескольких фронтах: соответствующие сервисные службы проверяли оба моих двигателя и радиотелефон, знакомые помогали делать покупки. Это было для меня очень важно: порт располагался от центра очень далеко и даже в самом порту, очень обширном, обходиться без машины было трудно.