Первая волна. Сексуальная дистанция

Я прочитал это, и у меня настолько затрясись руки, что телефон выпал и грохнулся о кафель, экран расцвел снопом трещин, как разбилась в тот момент моя жизнь. Последнее сообщение было отправлено двое суток назад, а первое наутро после моей измены. Я почувствовал, как земля уходит из-под ног. Сердце забилось где-то в горле, и я начал задыхаться.

То есть пока… мой самый близкий человек на всей земле… лежал в реанимации… я… здесь…

Шок был такой силы, что меня замутило и вырвало бы, если б было чем. Я стоял над раковиной, задыхался, и перед глазами все плыло и шло пятнами. Такого чудовищного чувства вины, стыда и отвращения к себе я не испытывал ни разу в жизни. Предатель. Изменник. Сволочь. Ей было плохо, а я ее оставил. Бросил. Думал только о себе и своих хотелках. Искал предлог, чтобы прыгнуть в постель и не чувствовать себя виноватым. Не дождался ОДИН ДЕНЬ, чтобы развеялись все сомнения. Чтобы остаться любимым, верным, честным. Чтобы сохранить наши драгоценные отношения, которые висели на волоске, и я, именно я его оборвал.

Я схватился руками за голову, она была горячей, лоб мокрым. Что я натворил? Что наделал? Что? ЧТО? Она никогда не простит! Не простит меня.

Я провел в ванной столько времени, что Элиза заволновалась или соскучилась, пришла под дверь, поскреблась.

– Милый, открой, я тоже хочу в душ, примем вместе? – мурлыкала она.

А когда я вышел, она взглянула на мое лицо и отшатнулась.

– Что стряслось? – ее глаза наполнились страхом. – Милый?

Мои ноги подкосились, я сел на пол, закрыл лицо руками и затрясся. Элиза бросилась ко мне, упала рядом на колени, обняла, прижала к себе, стала гладить по голове, приговаривая что-то ласковое на испанском.

– С кем-то плохо, да? – шептала она. – Скажи мне. Поговори со мной.

И я рассказал. Все как есть. Про свою большую любовь, свои мысли, сомнения, боль и побег в ее, Элизы, постель. И о том, что узнал теперь и какой грязной тварью я чувствую себя сейчас. Рассказал, и глаза заломило так нестерпимо сильно, что я захотел отвернуться, сбежать, чтобы она не видела мои чертовы слезы предателя и слабака.

Но Элиза удержала меня. Ласково гладила по лицу, по волосам, заглядывала в глаза.

– Ты можешь плакать, это ничего. Это же твои чувства, естественные, живые. Боль, как и радость, – это то, что делает тебя настоящим. А ты такой живой мальчик. Такой светлый и чистый, способный на большую сильную любовь. Это так прекрасно!

– Я все испортил! Элиза! Разве ты не понимаешь? – закричал я.