Благодаря своей победе я вновь обрел сторонников. Со мной опять хотели дружить и дать пять половина школы, вот только я больше этого не хотел. С Михой и сотоварищами в коридорах мы лишь обменивались тяжелыми взглядами. Добавить к сказанному было нечего, но я на всякий случай был готов к драке в любую секунду, а в кармане носил кастет, который охотно продемонстрировал всем желающим. Уж после этого боевой задор улетучился даже у самых отбитых.
Вид моей побитой рожи произвел на Аль чудовищное впечатление. Я рассказывал о случившемся с веселым азартом, превратив бой в комедию, и ни словом не упомянул угрозу Михи, из-за которой и огреб люлей. Но она расплакалась и только шептала: «Ненавижу школу, ужасное место! Я не хочу, не хочу туда больше!» И я ее понимал. Даже я едва справлялся с тем давлением, что обрушивалось на мои плечи в стенах этого заведения. А она-то не я! Испуганная, безответная и беззащитная девочка оставалась одна на время уроков и неизвестно, что с ней там происходило. Она никогда не жаловалась, потому что знала: я буду взбешен, пойду на конфликт. Опять кому-нибудь влетит, и снова меня вынесут на педсовет, на общее собрание и поставят вопрос об отчислении. Я защищал ее, она защищала меня.
Вышла на учебу она в середине февраля. Я надеялся, что после болезни и перерыва в общении с одноклассничками Альбина начнет приходить в себя. Тем более что в школе она появилась, когда все основные события уже отгремели: мое лицо почти зажило, синяк Михи стал зеленым и стремительно желтел. Про историю, случившуюся в туалете, никто больше не вспоминал, про наш бой легенды тоже успели стихнуть.
Но надеялся я зря. Альбина все глубже уходила в себя. Теперь она шла в школу рядом со мной и молчала. Не брала мою руку, не отвечала на объятия. Смотрела в сторону, погруженная в свои мысли. Я старался держаться, не паниковать. Болтал за двоих, разливался, шутил – без толку. От этого ее молчание становилось еще более зловещим, и я перестал.
На знакомство с Семеном она отреагировала тихим «очень приятно» и на этом все.
– Что случилось? – шепотом спросил он меня, созерцая ее спину, исчезающую за дверьми кабинета.
– Та девочка была ее подругой, с того дня она такая. Я не знаю, что делать, бро.
– Ясно, – кивнул умник, – у нее ПТСР.
– Что?
– Посттравматическое стрессовое расстройство. Тревожное, подавленное состояние, может перейти в депрессию. Если уже не перешло.
– Твюмть! – меня окатило волной страха.