Далее инспектор показал своим учителям серию новых картин, с помощью которых должны проходить уроки объяснительного чтения; модели деревянных пособий и чертежи их, чтоб делать на местах в школах своими руками; небольшие, купленные на Выставке, собрания предметов различных кустарных производств, под названьем: «Как делать веревку из пеньки», «Кто и как делает шелк», «Что такое хлопчатник и как он обрабатывается». Наконец, развернул более полные и ценные коллекции — гербарии, минералы, образцы почв, бабочки, жуки под стеклом.
— Скажу следующее, — как-то доверительно добавил он склонившимся над этими пособиями учителям, — все это замечательно хорошо, чтоб пробудить интерес в детях, дать им матерьял для мысли. Но тут одно отсутствует, не было предусмотрено, — нет, не было пг'едусмотг'ено Выставкой, — местный географический момент. Это значительно уменьшает познавательную ценность коллекций. Но я, господа, прошу вас: изучите, как все это сделано, надписано, наклеено, — и проводите сами экскурсии с учениками на предмет собиранья местных растений, местных почв, местных видов насекомых и бабочек. Делать самим такие атласы для изучения своего края — великая, — он выразительно повторил, — великая вещь, господа!
Открытие Порецкой учительской семинарии отпраздновано было торжественно, — и уже отодвинулось в прошлое. Подошли новогодние праздники — и тоже уже на смену им замелькали в отрывном календаре январские, потом февральские дни. Кажется, никогда не летело время с такой быстротой для Ильи Николаевича. Его лихорадочное возбужденье передавалось даже семье, и жена тихонько твердила ему, видя, как за обедом он поспешно глотает суп и не доедает жаркого: «Успеешь, успеешь!» А Илье Николаевичу казалось, что надо еще сильней торопиться, иначе никак не успеть. Однажды, за вечерним чаем, он словно впервые за эти месяцы пристально посмотрел на старших детей: Аню, повязывавшую в эту минуту салфетку за спиной у Саши, и Сашу, не обращавшего на операцию эту ни малейшего внимания и безмолвно макавшего булку в чай. Мария Александровна проследила за его взглядом и как всегда, читая мысли мужа сказала:
— Учить их пора, Илья Николаевич. Я веду немецкий и французский, но в гимназию готовить не берусь. Ане тринадцатого августа стукнет девять, Саше тридцать первого марта семь лет.
Володя пил чай в детской вместе с няней. И опять, улыбаясь на взгляд Ильи Николаевича, со старших детей как бы невольно обратившегося к дверям, ведущим в детскую, она подсказала ему:
— Давно ли Володя родился? А ведь и ему скоро три. Олечке больше года!
— Я приведу старшим учителя, — ответил озабоченно Ульянов. — Давно пора, как я упустил это, непростительно упустил!
— Не «давно» пора, а в самый раз пора, — опять своим успокаивающим, организующим голосом сказала жена. — Я приглядываюсь к Андрюше Кабанову, который у тебя бывает, — по-моему, он подойдет. Ты какого мнения о нем?
Илья Николаевич встал и, сказав свое «спасибо» жене, ответил, что подумать надо. И прошел к себе в кабинет, внезапно забыв о своей нервной спешке. Вопрос об учителе для детей был серьезный вопрос, но он не перебил течения его обычных в эти дни мыслей. Севши в кресло и подперев рукой свою лысину, увлажненную от чаепития, он задумался о шести выпускниках Педагогических курсов, гордости своей. Андрей Кабанов к этой шестерке не принадлежал, он еще не кончил и сейчас перешел с курсов в Порецкую семинарию, чтоб кончить в этом году. Он поэтому отпадал, — но Кабанов хорош как учитель, слов нет, Маша права.