Первая встреча – последняя встреча

…Он не мог перенести мысли, что может постареть, ослабеть, заболеть. Не быть на высоте того персонажа, которого создавал всю жизнь. Он хотел, чтобы о нем остались воспоминания: красивый, умный, талантливый, веселый и так далее…

…Однажды на приеме в английском посольстве мы оказались рядом, и я его спросил: «Кем ты чувствуешь себя, кто ты такой?» Он мне сказал: «Я себя чувствую русским человеком». Мы говорили с ним по-русски…

…Думаю, он покончил с собой потому, что почувствовал под конец жизни, что у него нет основы. У нас у всех есть какая-то пристань, у него ее не было.

И еще он хотел доказать, что на это способен. Ведь чтобы покончить с собой – нужно быть очень храбрым человеком. Это было его последнее доказательство…

Лесли Бланш, первая жена Романа Гари: …За день до самоубийства он мне позвонил и сказал:

«Я неправильно разыграл свои карты…»

Доменик Бона, писательница, автор книги о Романе Гари:

…Роман Гари приготовил свою смерть. Он разложил все свои бумаги, решил все вопросы, касающиеся его сына. Это было задумано за многие месяцы до смерти. Это было решение, а не случайный жест. Это не было русской рулеткой…

…Он человек страдающий, раненый. Есть такие гранитные персонажи, известные писатели, артисты, политики. Я их называю монолитами, они очень сильные, твердые.

А есть другие, которых грызет их прошлое. У них есть тайные раны, слишком чувствительные. И эта чувствительность приводит их к ужасным страданиям. Это люди, которые с трудом переживают жизнь…

…Его произведения будут жить в следующем веке. Его истории прекрасны, они несут гуманизм, идею братства. И сейчас нам необходимы эти идеи…

Роман Гари, французский писатель, герой этого очерка:

«…Талант моей матери пробудил во мне желание подарить ей чудо искусства и жизни, о котором она столько мечтала, в которое так страстно верила и ради которого трудилась. Мне не верилось, что ей может быть отказано в справедливом исполнении мечты, поскольку казалось, что жизнь не может быть лишена артистизма до такой степени. Наивность, фантазия, вера в чудо, заставлявшие ее видеть в ребенке, затерявшемся в захолустье Восточной Польши, будущего великого французского писателя и посланника Франции, продолжали жить во мне со всей убедительностью красивых, вдохновенно прочитанных сказок. Я продолжал воспринимать жизнь как литературный жанр…»

И последняя строка из эссе «Жизнь и смерть Эмиля Ажара», опубликованного посмертно:

«Я славно повеселился. До свидания и спасибо».

О чем я жалею больше всего, заканчивая рассказ о Романе Гари? Что я не был с ним знаком. Ведь, оказалось, он всего на тринадцать лет старше меня. Но я, по милости «железного занавеса», не имел возможности прочитать ни одной его книги.

Больше того, я никогда не слышал его имени, не подозревал о его существовании. А ведь он покончил с собой в 80-м, когда мне было пятьдесят три года. Я уже поставил немало фильмов и несколько раз бывал во Франции, но встреча не состоялась. Роман Гари дорог мне как писатель и как человек. Он близок мне душевно. Он вызывает во мне нежность и восхищение. Именно поэтому я потратил больше года жизни на розыски материалов, чтобы узнать о нем и поведать вам о его удивительной судьбе. Как жаль, что, по сути, совпав во времени, мы не совпали в пространстве и в общественных формациях. Вообще лучше не думать о том, скольких возможностей мы были лишены из-за уродливого и идиотического «социализма». А сколько наших блистательных творцов – писателей, режиссеров, артистов, художников – остались неведомы для остального человечества. Очень горько! И никто не ответит за это…