Сарай был обширный, и кроме коз, свиней и коровы с телёнком, в отдельном стойле был трёхгодовалый жеребец.
Максим заскочил в стойло и бил жеребца по морде, пока не выбился из сил. Жеребец храпел, метался в тесном стойле, но не противился избиению.
— Он то чем провинился!
В дверях сарая стояла, держась за бок, вся в крови, Нинка.
Максим выскочил из стойла, схватил вилы и…
И увидел Ритку.
С лицом, белее снега, с выпученными, от ужаса, глазами, голая девчонка смотрела на него.
Он уронил вилы, оттолкнул жену и выбежал из сарайки.
— Оденься, ддура! — бросил он на ходу Ритке и выскочил за ворота.
Раиска отвезла мать в районную больницу и позвонила старшему брату.
Вадим жил в городе, работал в милиции. Приехал в этот же день, на служебной машине.
— Ещё раз тронешь мать, посажу! — и уехал обратно.
Максим струхнул и притих на полгода.
В ночь, на седьмое ноября, Нинка дежурила в коровнике.
Сидели в бытовке и отмечали праздник.
Захмелевшие бабы рассказывали грязную похабщину, перебирали последние сплетни.
Нинка сидела трезвая, её мутило и коробило.
— Ты заболела, что-ли, Нинка?
— Ой бабоньки, что-то нехорошо на сердце, схожу-ка я домой.
Она встала из-за стола, схватила с лавки чью-то телогрейку и выбежала из бытовки.
Ритка, уложив, пьяного вдрызг, Генку, оделась и вышла на улицу.
В клубе шла дискотека, но ноги сами повели её в другой конец улицы.
Убравшись в сарае и задав корм скотине, Максим затопил баньку, и пока она прогревалась, сел на завалинку и, кутаясь в телогрейку, попыхивал папироской.
— Здравствуйте!
— Хым! Ты куда это без мужа подалась? Клуб в другой стороне.
— Спит!
— Пьяный?
Ритка качнула головой.
Максим, поплевав на окурок, отщёлкнул его — Ну чё посреди дороги встала? Иди, присядь.
— А тётя Нина?
— На дежурстве.
— А Рая?
— В гости уехала, к Вадьке.
Рита сошла с дороги и села на завалинку, но не рядом.
Он подвинулся, и распахнув телогрейку, приобнял Ритку за плечо и притянул к себе.
— Чё-то налегке ты, вся трясёшься! — он мял титьки левой рукой — Пойдём-ка!
Он встал, и Ритка, как овца, встала следом, и пошла за ним.
Зайдя в ограду, Нинка направилась к баньке.
Дверь, в предбанник, не заперта на крючок, и она вошла, и сразу услышала…
Всё перевернулось в душе.
Она метнулась к стайке, и схватив вилы, и распахнув дверь в баньку, с воплем — Уббьюуу тваарь! — споткнулась о порожек, и врезалась в жопу голой Ритке, стоявшей на коленях!
Вилы улетели под полок!
Ритка, чуть не обосравшись от испуга, дёрнулась от толчка вперёд и подавилась залупой!
Максим, взбеленившись, оттолкнул Ритку и она, как куль, свалилась на бок.
Схватил жену за волосы и, приподняв, ударил в лицо! Тут же, опрокинул навзничь, и сдёрнул рейтузы, вместе с трусами.
Нинка брыкалась, пытаясь цапнуть его за нос или за ухо, а он, дёргая головой и прижимая её руки к полу, раздвигал коленями ноги, и когда хуй вошёл в пизду, Нинка замерла, и перестала сопротивляться.
Перепуганная Ритка, трясясь от страха, жалась в угол на верхнем полке, и смотрела, как муж насилует жену.
Нинка стонала, кусая губы и извиваясь как змея, и карябала пальцами спину мужа. Минуты через три её руки опали, она обмякла и затихла.
Максим слез с жены, и забравшись на полок, потянул Ритку за ноги, раздвигая их.
— Да не бойся ты! — он лёг на Ритку — Тебя не буду насиловать.
И Ритка извивалась, и кусала губы, и карябалась, и стонала.
Нинка, растрёпанная и побитая, но в блаженстве, сидела на полу и смотрела, как муж ебёт сноху!
Они кончили вместе и Максим, отвалившись от девки, распластался на полке.
— Ты, что ли, в неё кончил?! — опомнилась Нинка — Да ты охуел! А понесёт!
— Пусть! — отмахнулся Максим — Она, теперя, мужняя!
Он повернул голову — Иди, дверь закрой, мыться будем.
— Ой! — вспомнила Нинка — У меня же дежурство!
И натягивая трусы с рейтузами, выскочила в предбанник. Тут же вернулась — Ритка! Иди закройся!
Ритка мыла его, и наяривала веником, и ещё дважды, он, затаскивал её на полок!
После третьего раза, она не смогла даже приподняться. Максим окатил её водой из шайки, взял на руки, и вынес в предбанник.
Ритка лежала на лавке, а он натягивал на неё халат и обматывал полотенцем.
Одевшись в кальсоны и рубаху, поднял Ритку — Пойдём, чаю попьёшь, да надо тебе домой. К мужу.
Ритку шатало, как с глубокого похмелья, и смешило, что не может свести ноги — «Будто бревно между ног!»
— Ладно, дядь Максим, пойду я.
— Чё ты меня дядей? Зови папа, или Максим.
— По имени я мужа зову. Папка не ебёт меня. А ты — дядя!
Рита лежала рядом с мужем и пялилась в потолок.
Что-то в её жизни шло не так. Почему? Кто виноват? Почему её так тянет к грубому и жестокому насилию. Почему, секс с мужем, не приносит удовлетворения? Генка был и забияка, и задира, и дрался не раз. Но по характеру, всё же, мягкотелый. Трезвый, по мужски молчалив и грубоват, но напившись, становился размазнёй и плаксой.