Первая женщина

– Не надо, Вера Станиславна, я не хочу ни о чем говорить, – промолвил я. – Я завтра... Я сегодня уеду из лагеря.

– Куда? – легко, весело спросила она.

И ее веселость была оскорбительна мне.

«Зачем же я выдал ей, что хочу бежать!» – в отчаянии подумал я.

– Не знаю, – задыхаясь от горловых спазм, проговорил я. – Домой.. Нет... В город.

– Почему?

Я почувствовал улыбку на ее губах. Я шел, опустив голову и видя лишь асфальт дороги, лесной мох, сучья деревьев под моими ногами. Но мне казалось, что я вижу только ее.

– Вы же сами знаете, – сказал я.

– Я? – В ее голосе прозвучало удивление. – Разве у нас в лагере плохо кормят?

Она издевалась надо мной.

– Нет, – ответил я.

– Может, я тебя чем-то расстроила?

– Вера Станиславна, я вас очень прошу! – прошептал я и остановился. – Я вас очень прошу! Совсем не разговаривайте!

Что-то светлое взлетело к моему лицу.

Подушечками пальцев она нежно вела по моей щеке...

– Расстегни мою юбку! – сказала она, глядя мне прямо в глаза.

Все вокруг горело – деревья, небо над деревьями, я сам, мои руки, пальцы рук. Все было охвачено огнем. Взметая тучи ослепительных искр, в беззвучии рушились прозрачные кроны. Тьма стояла в моих глазах, но обрывками я видел сквозь тьму. Мои зубы отстукивали чечетку. Трясущимися пальцами я ухватил маленькую металлическую застежку на ее талии...

Молния рывками поползла по ее бедру, и объятая пламенем юбка уплыла вниз.

«Со мною ли это происходит?» – спросил кто-то во мне, но не я сам, потому что я был в огне.

Передо мною белели ее голые плотные ноги. И внизу живота – так доступно, близко! – сиял треугольник густых черных волос острым углом вниз.

«Вот он каков, когда он рядом!» – восхитился кто-то во мне.

Стволы деревьев накренились и упали все разом.

Вдруг мне почудилось – сотни тысяч глаз, желтых, красных, золотых, черными зрачками смотрят на нас из горящего леса.

Прямо перед моим лицом всплыла из тьмы обломанная ветка сосны и большой белый гриб – боровик.

– Гриб! – удивился я.

Мои губы ткнулись в губы Веры так неловко и резко, что мы стукнулись зубами. Земля выгнулась под нами, надавила на нас снизу. И мне показалось, что мы сейчас скатимся с нее в бездну.

Огонь стал черным, и глаза, смотревшие на нас, погасли...

– Встаем! – прошептала Вера.

Мы вскочили со мха, повернулись друг к другу спинами и оделись.

Улыбаясь какою-то новой, порхающей улыбкой, она приблизилась ко мне, обняла мое лицо прохладными пальцами и нежно, осторожно поцеловала в губы.

– В среду здесь после отбоя! – сказала она.

Пошла прочь.

Но вдруг оглянулась:

– Не приходи в лагерь сразу за мной!

Я смотрел, как она удаляется, как все дальше от меня мелькает между деревьями ее белая блузка.

Я остался в лесу один.

Сначала я шел медленно, без цели, без направления пути. Я совсем ни о чем не думал. Я ощущал удивительную свободу от мыслей. Но мои ноги, руки, все мое тело были полны какою-то новой, могучей и радостной энергией. Тогда я побежал. Я бежал быстрее и быстрее. Я едва касался ногами земли. Я летел через лес, уже темнеющий, притихший, безлюдный, перепрыгивал через пни, через стволы поваленных деревьев, через выгнутые серыми змеями древесные корни, сбежал в котловину оврага, перемахнул через ручей, взлетел на крутой склон... И при этом я не задыхался. Я вырвался сам из себя и сумасшедшим вихрем мчался сквозь пустой вечерний лес.

Между деревьями потянулись полосы закатного света. Все наполнилось красным блеском. Я взбежал на вершину горы над озером. И здесь я упал на землю.

И только теперь услышал, как сильно, звонко, часто колотится мое сердце.

Далеко внизу подо мной лежало озеро, плоское, с небольшими островками в правой его части, покрытое мелкой рябью, а под берегами зеркально гладкое; за ним – сплошной стеной чернел лес, и над лесом сверкало, ослепительно горело и пурпурно золотилось громадное облако, гигантским взрывом взорванное изнутри. Его кровавые белоснежные клочья были разметаны из центра взрыва по всему огненному небосводу.

Я приподнялся на руках и прислушался.

Из лагеря доносилась популярная мелодия Тревиса «Шестнадцать тонн», под которую объявляли дамское танго.

Что-то невидимое текло над озером сквозь открытое пространство навстречу мне, моему лицу, моим глазам так сильно и так ощутимо, что мне почудилось – я могу увидеть эти прозрачные струи своим зрением и, вытянув вперед растопыренную в пальцах руку, потрогать их. Белая озерная чайка пронеслась подо мною. Летучий промельк ее растянутых в воздухе крыльев придал этому потоку еще большую зримость.

«Моя жизнь!» – понял я.

Стемнело, когда я ступил на главную аллею лагеря. Аллея показалась мне какою-то совсем другой, новой, несмотря на то, что у нее оставался прежний изгиб. У меня даже чуть задрожали поджилки от дурманящего ощущения этой новизны. Еще не было ночной тьмы. В небе горели редкие звезды, тускло проступая сквозь вязкий дымчато-синий свод.