Первая женщина

Мы шли, оставляя позади вереницы товарных платформ, белые вагоны-рефрижераторы, цистерны с аммиаком, пассажирские составы, стынущие в тупиках на отстое. Остро пахло горячим угольным шлаком, загашенным водою. Возле вагона для перевозки заключенных под зарешеченными окнами сидел на перевернутом ящике солдат-охранник и курил сигарету. Мы молчали, но как дорого было мне наше мужское молчание!

Наконец из-за складского строения выплыл деревянный домик конторы.

Я остановился.

– Так вот где ты бывал, папа, когда уходил из дому, чтобы подработать денег! Теперь и я пришел сюда. Значит что-то изменилось в моей жизни?

Он ничего не ответил мне. И я увидел, что он ушел уже далеко вперед. Он удалялся от меня по сверкающему льду полярного моря, среди разноцветных огней стрелок и светофоров, перешагивая через бесчисленные железнодорожные пути, к тем далеким черным скалам, с которых сползали белыми языками тяжелые снега.

Весело крикнул маневровый тепловоз. Я обернул голову и когда вновь посмотрел в даль поворота, там уже не было ни фигуры отца, ни затуманенных скал. Узкий сегмент взошедшего солнца блестел над городом.

Квадратная комната в два окна, с геранью и столетником на подоконниках, с низким дощатым потолком и железной печью, была заполнена мужчинами. Пожилые, молодые, рослые, маленькие, кряжистые с воловьими шеями, болезненные с темными полукружиями под глазами – все имели с собой сумку, рюкзак или чемоданчик с одеждой для работы и какой-нибудь скромной едой. В углу гнездился канцелярский стол, за которым, наклонив в свете настольной лампы красивое лицо, сидела черноволосая женщина в незастегнутой спецовочной куртке, надетой поверх платья в горошек. Возле нее стоял бригадир. В комнате было душно. От печи струился жар. Мужчины по очереди подходили к бригадиру, женщина что-то писала в амбарной книге.

«Только бы он взял меня на работу! – думал я. – Только бы не отказал! Как мне тогда идти обратно, отвергнутому, опозоренному, со своей спортивной сумкой, набитой старой одеждой?»

Я был уверен, что бригадир грузчиков – обязательно самый сильный из них. Но этот был мал ростом, сутул, невелик в плечах и карикатурно курнос. Глазки у него были маленькие, а губы тонкие.

Когда настала моя очередь, он оглядел меня оценивающим взглядом и спросил:

– Шестнадцать лет есть?

– Есть, – ответил я.

– Паспорт!

Я суетливо расстегнул куртку и достал из внутреннего кармана недавно полученный новенький паспорт, от которого, когда я прикасался к нему, непривычно веяло на меня не природной, неживой силой государства.

Он раскрыл его, посмотрел, сличая лицо с фотографией.

Только теперь, глядя на его руки, я увидел, какие у него широкие крепкие пальцы. Как железные крючья.

– Запиши его, Тоня! – промолвил он женщине и кинул паспорт на стол. – В первый раз? – спросил он меня.

– Да, – ответил я.

– Знаешь, как тяжести таскать?

– Знаю. – И я еще дважды кивнул головой, чтобы он вдруг не передумал.

Он продолжал смотреть на меня, что-то прикидывая в уме.

– Ни хрена ты не знаешь, – сказал он, пожевывая нижнюю губу верхними зубами. – Я покажу. – И, переведя взгляд на следующего, буркнул: – Дальше!

Я вышел на крыльцо, где, сидя на ступеньках, курили принятые на работу.

Солнце красными лучами освещало пути. Воздух был горьковатым. Такой особенный воздух бывает только над железной дорогой.

Кто-то крепко пихнул меня в бок:

– Пошли!

Мимо меня шаркающим шагом прошел бригадир, и за ним валили скученной толпой такие же, как я, бедолаги, которым позарез нужны были деньги.