Первая жертва

Кингсли видел, что дело зашло в тупик. Спорить было бессмысленно. Он находился в окопе Эдмондса, среди людей Эдмондса. Они любили и уважали своего командира; они все были словно братья, и Кингсли к этому братству не принадлежал. Они всегда встанут на защиту капитана, будь его врагом немецкие солдаты или английские военные полицейские. Кингсли нисколько не сомневался, что если капитан Эдмондс скажет своему сержанту, что Кингсли должна сразить шальная пуля, — а в этих окопах подобная участь в любую минуту может настичь каждого из них, — сержант выполнит приказ.

— Я вижу, капитан Эдмондс, что я в меньшинстве.

— Боюсь, так и есть, капитан Марло, — ответил Эдмондс перед тем, как повернуться к отряду из двадцати мужчин, стоящих за сержантом. — Итак, ребята, — сказал он, — вам всем известно, какая сегодня предстоит работенка. Отношение британской армии к нейтральной полосе простое: никакой нейтральной полосы нету.Она наша, она принадлежит нам, и мы ходим по ней как у себя дома. Что такое немецкая колючая проволока?

— Передовая британских войск, сэр, — ответили солдаты.

— Вот именно, немецкая проволока — это передовая британских войск. Не их. Наша. Итак, если артиллерия справилась со своим заданием, то в проволоке пожирателей сосисок должны быть значительные дыры. В противном случае прорубите себе дорогу, и, черт возьми, поживее.

Кингсли разглядывал солдат, к которым обращался Эдмондс. В темноте они выглядели устрашающе: лица вымазаны грязью, на поясах обмотанные тряпками — чтобы не звенели — дубинки, топоры и ножи. У некоторых были и ручные гранаты. Ружей никто не взял — бой, видно, намечался только ближний.

Над головой вспыхнул сигнальный огонь, на мгновение озарив сцену. Кингсли увидел блестящие глаза и зубы, странное сияние голого металла. Солдаты выглядели так, словно собирались отправиться в ад.

— Итак, парни, — сказал Эдмондс, — я знаю, что каждый из вас выполнит свой долг перед королем, страной и девчонками, которых мы там оставили.

— Эх, а у меня и девчонки-то нет, сэр, — радостно выкрикнул высоким голосом один солдат.

— Ну, выполни свой долг перед моей, а я тебе фотографию покажу, — ответил Эдмондс, и все засмеялись. — Коттон! У меня в вещмешке почти целый кекс с цукатами. Если меня вдруг с вами завтра не будет, разделишь его среди тех, кто вернется, пусть слопают его с порцией утреннего рома.

— Хорошо, сэр. Увидимся утром.

— Хорошо. Молодец. Сержант, лестницы, пожалуйста.

Сержант отдал приказ, и к брустверам были приставлены лестницы. Затем Кингсли наблюдал за тем, как капитан Эдмондс с командой тихо залезли по лестницам и поползли на нейтральную полосу. Кингсли почувствовал небывалый подъем: он точно знал, что нужно делать. Он пришел сюда, чтобы добыть доказательство, и он это сделает. Когда последний солдат исчез наверху, а оставшиеся собрались убирать лестницы, он сделал шаг вперед:

— Минутку, рядовой.

Несмотря на протесты солдат, Кингсли полез вверх.

42 Нападение на вражеские окопы

В нескольких футах перед собой Кингсли различал скрючившиеся фигуры пробиравшихся вперед солдат; они переползали от одной воронки до другой по развороченному полю. Земля была сырая, потому что дождь лил почти не переставая с предыдущего вечера, с того самого вечера, когда он смотрел представление и занимался любовью с Китти Муррей на мягкой постели из мокрой травы. Тогда Кингсли остро чувствовал, что живет совершенно другой жизнью, нежели раньше. Разве мог он, лондонский полицейский, счастливо женатый, представить себе, чтоб будет у французского замка заниматься любовью с незнакомкой? Но сейчас, пробираясь через бельгийскую грязь навстречу немецким пулеметам, он чувствовал себя вдвойне отдаленным от привычного ему существования. Сейчас каждый день, казалось, предвещал начало новой, другой жизни.

Он вспомнил, что, в отличие от остальных, не вымазал себе лицо грязью. Конечно, у него была борода, но он понимал, что нужно принять все меры предосторожности; в конце концов, будет глупо погибнуть и, возможно, стать причиной гибели остальных из-за капли пота на бледной щеке. Он погрузил руку в грязь и набрал немного земли. В следующее мгновение его чуть не вырвало: он понял, что засунул руку в изъеденное червями мертвое тело. Через несколько секунд Кингсли овладел собой и, вытерев вонючую руку, на которую налипли черви, о залитую кровью шинель, пополз дальше. Однако вскоре ему вновь пришлось замереть: он увидел, как взлетела сигнальная ракета. Через долю секунды все поле озарилось неожиданно приятным, серебристым светом. Ползущие впереди замерли. Кингсли тоже застыл, инстинктивно поняв то, чему учат солдат: когда взрывается сигнальная ракета, единственная возможность спастись — это не шевелиться. Инстинкт толкает человека броситься на землю, но именно движение выдает ваше присутствие наблюдателю. Хорошо подготовленная команда Эдмондса это понимала, и все солдаты превратились в статуи, а затем, когда свет потух, продолжили движение.