Первая жертва

– Это дело очень резонансное. Если ты будешь рассказывать о нем с позиции Канны, тебя разнесут в пух и прах, скажут, мол, клинический психолог за деньги согласилась своей книгой оправдать убийцу, а сама делает вид, будто написала серьезный научпоп. Короче, я тебе не советую в это лезть. Но решай сама. Кстати, а ты уже встречалась с Канной?

– Нет, мне это только предстоит, – слабо улыбнулась я. – А ты что о ней думаешь? Она избалованная девчонка?

– Наоборот, Канна ведет себя очень сдержанно. Постоянно молчит. Очень похожа на…

– На кого?

– На тебя в юности.

Я почувствовала, как игла пронзила зарубцевавшуюся рану на моем сердце. Никак не среагировав на его слова, я сказала:

– Давай вернемся к Канне.

– Хорошо.

– Она объяснила мотив убийства?

– Нет, – честно ответил Касё и покачал головой. – Но, думаю, она мне еще все расскажет. Кстати, а у Гамона как дела? – он поднес к губам чашку чая.

– У него все хорошо.

– Понятно… Честно говоря, я думаю, он не на то тратит свое время. Масатика уже подрос, наверняка Гамон и сам хочет поскорее снова заняться фотографией всерьез.

– Это ты лучше у него спроси, – парировала я. – Уже почти двенадцать. Если ты не против, давай на этом на сегодня закончим.

– Да, у меня самого еще заседание в суде по семейным делам, – кивнул он.

Я допивала чай, когда Касё кивнул на дверь и прошептал:

– Видишь ту секретаршу? Которая принесла тебе чай?

Я вспомнила, как что-то в ней меня сразу смутило.

– На вид скромная, да? Знаешь, а мы ведь с ней как-то раз на пожарной лестнице… ну, ты поняла.

Мне не понравилось, в каком направлении движется наш разговор, и я с упреком оборвала Касё:

– Мне кажется, здесь не место для подобных откровений.

– Да ладно. Я слышал, у нее свадьба на носу. Значит, и с работы со дня на день уйдет… Ну, невестка, давай я провожу тебя вниз.

От его рассказов у меня заныли виски. Я с трудом поднялась, словно пытаясь освободиться от сковавших меня оков. Касё спустился со мной на первый этаж и проводил до дверей. Мне показалось, что при свете дня он тает в воздухе, словно призрак. Единственное, что отпечаталось у меня в памяти, это его насмешливая улыбка, когда мы прощались.

На метро я поехала в следственный изолятор и по пути начала перечитывать материалы по делу Канны Хидзириямы. Ей было двадцать два года. Девятнадцатого июля ее арестовали по подозрению в убийстве своего родного отца, художника Наото Хидзириямы.

Утром в день преступления Канна проходила второй этап собеседования в одну из ведущих токийских телекомпаний, однако ушла с него, сославшись на плохое самочувствие. Через несколько часов девушка появилась в художественном колледже в районе станции Футако-Тамагава, где преподавал ее отец. Канна попросила его подойти в женский туалет и там нанесла удар в грудь ножом, купленным незадолго до убийства в торговом центре Токио Хэндз в районе Сибуя.

Затем девушка выбросила испачканные кровью пиджак с рубашкой и, оставшись в белой футболке и темно-синей юбке, скрылась с места преступления. Она вернулась домой, но там поругалась с матерью, после чего выбежала на улицу. Соседка видела, как Канна куда-то идет вдоль реки Тама.

Лицо и руки девушки были перепачканы в крови. Соседка подумала, что с Канной что-то случилось, и бросилась на помощь, но та убежала. Женщина сообщила о произошедшем в полицию.

Чтение материалов дела меня утомило. Я оторвала взгляд от бумаг и увидела отражение своего лица в темном окне поезда. Почесав затылок, я задумалась.

В этом деле все было ясно, кроме одного: что заставило дочь решиться на убийство собственного отца? Откуда взялась в совершенно обычной студентке, пытающейся устроиться на работу, такая жестокость? Может, было что-то, что подтолкнуло ее к преступлению на подсознательном уровне?

Приехав в следственный изолятор, я заполнила все необходимые документы для получения разрешения на свидание с заключенной и стала ждать. Наконец в переговорную зашла хрупкая девушка невысокого роста: это и была Канна. Она поздоровалась со мной через стеклянную перегородку кивком головы, а затем села на стул. Ее тонкие плечи выглядели очень изящно.

Я сразу обратила внимание, что Канна кажется гораздо моложе своих лет. Ей было двадцать два, но выглядела она лет на шестнадцать. Я же ожидала увидеть перед собой молодую женщину, а не студентку университета с аккуратным детским личиком. При этом в ней ощущалась какая-то зажатость, возможно, потому что девушка сутулилась. Я поприветствовала ее как можно более доброжелательно:

– Здравствуйте, Канна. Меня зовут Юки Макабэ, я клинический психолог, работаю по этой специальности уже девятый год, – представилась я.

– Здравствуйте, – ответила Канна шепотом.