Первенец (СИ)

Женщины приехали даже раньше, чем обещали. Припарковали снегоход на заднем дворе дома, пробравшись на территорию аэродрома через выломанные ворота. И пока Наилий шел к ним по снегу, гостьи расстегивали капюшоны курток и снимали вязаные маски. Белые, как у горных подразделений, но из козьей шерсти вместо термосинтетики.

Аттия не изменилась за циклы, старость по-прежнему обходила её стороной, лишь слегка царапнув морщинами уголки глаз и проредив когда-то густые волосы. Матушка. Даже сказанное в мыслях слово грело пушистым шарфом и рукавицами, а на лицо лезла глупая улыбка. Её мудрости и любви хватало на всех кадетов горного интерната, но «лабораторные» сбегали к ней в деревню чаще других. С того дня, когда у Наилия появился шрам под бровью и до последнего стука сердца хотелось обнять Аттию и не отпускать.

- Матушка.

- Мальчик мой.

Она потянулась обнять, укутав ароматом козьего пуха, свежего молока и сушеных трав. Погладила по щеке холодными с мороза пальцами и потрепала генерала за волосы, как мальчишку. Подруга стояла рядом и ждала приветствия, не догадываясь, какие погоны под военной круткой на плечах у хозяина дома.

- Дарисса Глория, меня зовут Наилий, очень рад знакомству.

Генерал коснулся губами обветренной кожи, почувствовал мозоли на широкой ладони. Равэнские красавицы казались избалованными неженками рядом с женщинами из горных деревень. Чем тяжелее быт, тем грубее женские руки.

- Что же ты Наилий бросаешь свою ненаглядную одну? - проворчала Глория, поспешно выдергивая руку из-под поцелуя вежливости. - Да еще и беременную.

- В космос улетаю надолго. А её семья слишком занята своими проблемами.

- Что это за семья такая? - фыркнула подруга Аттии и, получив от матушки тычок локтем в бок, перевела разговор. - В кладовку ей хоть отсыпал консервов? Этих ваших в белой золотинке. Гадость, конечно, та еще. Нашел, чем кормить дитя в утробе. Привезу я ей нормальной еды, не сомневайся. Лети в свой космос.

- Спасибо, Глория. Я очень признателен вам за помощь, - сказал Наилий и попытался снова поцеловать руку, но гордая дарисса прошла мимо него прямо к дому.

- Пока не выскажет Куне все нравоучения - не успокоится, - улыбнулась Аттия. - Такой уж Глория уродилась. Вижу, гложет тебя тоска, мой мальчик. Похудел, осунулся. Расскажешь?

- Расскажу, но позже. Пойдем. Боюсь, эта решительная женщина напугает Куну до икоты.

Генерал взял матушку под руку и повел по своим следам через глубокий снег. Грубый голос Глории уже грохотал за дверью, они едва успели к передышке в приветственной речи.

- ... полезнее козьего молока ничего нет, - назидательно вещала гостья, - глянь, какая тощая, что та жердь заборная. Сама недоедаешь, что ребеночку достается?

- Дарион хорошо в весе прибавляет, - тихо ответила Куна и попятилась вглубь прихожей, закрывая живот руками. Наилий предупреждал утром, чтобы не волновалась, но Глория сбивала с ног напором не хуже снежной лавины.

- Спасибо, дарисса, - с нажимом сказал генерал, - вы, наверное, устали с дороги. Хотите перекусить?

- Устала? Не смеши меня, мальчик! Ты еще мамкину титьку сосал, когда я на снегоходе все горы объездила. Устала. Ха!

Глория воинственно уперла руки в бока и окинула взглядом генеральский дом. Аттия что-то тихо шептала Куне и гладила её по руке, а броневик женской закалки вдруг хмыкнула:

- Идите уже, шепчитесь, не мозольте глаза. Я снаружи подожду, в снегоходе что-то стучало, надобно посмотреть. Эй, малая, найди в аптечке антисептик, зеркала надо протереть, а то инеем затягивает. Да не торопись особо с пузом-то.

Куна кивнула и пошла вверх по лестнице, а матушка потянула генерала за рукав в гостиную.

- Ты уж не сердись, мой мальчик, - попросила Аттия, прикрывая за собой дверь, - сын у неё погиб в космосе, тоскует материнское сердце. Похож ты на её Фуриана, вот она и решила, что молодой, как Куна.

- Я привык, - вздохнул Наилий, обведя пальцем слишком юное, как у всех «лабораторных» лицо, - так даже лучше, чем бесконечное: «Ваше Превосходство».

Аттия улыбнулась и села на диван, положив рядом теплые рукавицы. Наилий о многом успел рассказать по телефону, попросил познакомиться с Куной и теперь ждал, как приговор, одно единственного ответа - она или нет. Та самая. Единственная. На всю жизнь.

В горах много легенд, не всем стоит верить. Эдельвейс - всего лишь белый цветок, камня счастья не бывает, а медведя нельзя убить женской красотой. Но они с Марком знали, что где-то по Дарии ходят их вторые половины, любимые женщины, предназначенные Вселенной. Привязанные к своим мужчинам крепкой алой нитью от браслета до браслета. И видела эту нить только Аттия.

Деревенские на неё косились как на сумасшедшую, но тайком приходили за чудесными лекарствами из трав и порошков горных минералов, добрыми советами и вердиктом - судьба или нет прожить с избранником до конца жизни. Матушка не любила разбивать семьи, часто замалчивала правду, боялась, что она разрушит хрупкое счастье. Вот и теперь молча смотрела в пол.

- Матушка?