Первичный крик

Где-то в этом месте я вышел из того состояния и лежал на кушетке в совершеннейшем изумлении от пережитого. Нет надобности говорить, что я чувствовал себя абсолютно измотанным. В моем сознании в беспорядке плавали куски и фрагменты. Я сообразил, что должен погрузиться еще глубже, чтобы дать окончательную отповедь матери и обрести наконец полноценную половую потенцию. Точно я этого не знаю — только догадываюсь. Мне пришло в голову, что в моей жизни не было мужчин, к которым можно было бы обратиться, которым можно было бы подражать; только к моему старику, который сильно постарался, чтобы испортить меня; а в квартале жили только пьяные работяги, которые не могли дать мне образец «модели успеха», которой я мог бы следовать. Сейчас я вспоминаю — хотя это и выпадает из контекста, — что в самом начале сегодняшнего сеанса я говорил о своей озабоченности в отношении женщин, о тех снах, главной героиней которых была моя тетя. В этих снах она заглатывала меня своей огромной дырой, начиная с головы и зажимая толстенными бедрами; во сне она засасывала меня до самых ног!!! Мне снилось, как я погружаюсь в ее розовую п…, трусь о нее лицом… Но хватит об этом.

Вот такие дела. После сеанса у меня остался затхлый вкус во рту, пересохло в горле — все эти вещи были настолько отвратительными… Какими же они были там, откуда появились?

Случайные связующие звенья, появляющиеся во время первичной терапии 15 мая

Седьмого и восьмого мая, приблизительно в десять часов вечера я дважды почувствовал себя живым. Я ощутил свое существование полностью и без остатка. Эти ощущения были краткими — они продолжались не более пяти секунд. Лучше всего было бы определить эти ощущения такими словами — бодрящие, сладкие, изматывающие, электризующие. Именно эти определения лучше всего характеризуют испытанные мною переживания. Я не уверен, что наш язык располагает подходящим словарем, ибо как может сообщество людей, не испытывающих истинного чувства (так как я теперь знаю, как выглядит такое чувство) выработать словарь, пригодный для выражения того, чего они никогда не ощущали? Описывая свои переживания, я сразу понял, что вряд ли найду точные слова для их представления. У меня есть некоторые соображения по этому поводу: заключается ли проблема в том, что у нас пока нет языка для выражения чувства, или это вовсе не проблема, так как вполне возможно, что чувство — это совершенно самостоятельная область, не переводимая в обычные слова, более того, сопротивляющаяся переводу на изобретенные человеком слова.

Для меня ощущение самого себя не есть направленное лишь внутрь переживание. Это ощущение тотально, это ощущение целостного бытия. После того, как я прочувствовал первоначальное погружение, я вдруг понял, что лежу на полу, совершенно отчетливо чувствуя свой позвоночник. Это было очень своеобразное чувство. Я чувствовал, чувствовал и чувствовал — до тех пор, пока не сказал вслух, что моя спина выпрямилась, или что-то в этом роде. «Но что это на самом деле?» — спросил Янов. «Я чувствую себя прямым и честным», — сказал я. Потом я заплакал. Я плакал оттого, что осознал красоту и великолепие ощущения собственной прямоты (собранности) второй раз за всю мою жизнь. Я начал связывать воедино свои ощущения, и до меня наконец дошло, что я чувствовал себя откровенным, прямым, честным и цельным только один раз прежде, и было это в момент моего рождения. Нет ничего удивительного в том, что я не нахожу слов для выражения охватившего меня чувства — ведь я испытал его всего один раз, и было это двадцать семь лет тому назад. То, что сейчас заняло у меня один абзац, в действительности потребовало двух месяцев терапии, которая привела меня на этот уровень ощущения целостного знания. Потребовались многие часы мучительной борьбы с самим собой, безумные поступки, плач, потребовалось пройти через животную нутряную боль.