Первичный крик

Такова была моя первая первичная сцена и первая связь, которую я установил. Остальное есть результат зарождения моего конфликта. Мой организм претерпел расщепление, меня разрывало на части. Мое прошлое, прошлое, которое я никогда не чувствовал, поднималось откуда-то изнутри, поднималось неудержимо. Я снова испугался. Яснова отключился. Я вернулся в свою комнату совершенно измотанный и истощенный и проспал несколько часов. Когда я проснулся, то все еще испытывал страх, а в горле я по–прежнему чувствовал ком. Я попытался отринуть чувство, убежать от него, убежать оттого, что я почувствовал в кабинете Янова. Я колебался между желанием броситься в кабинет Янова в поисках облегчения, словно маленький мальчик, каковым, я, собственно, в тот момент и был, и стремлением бежать от боли, которая мучила меня во время борьбы с самим собой, когда я лежал на кушетке. Теперь я ощутил три кома. Один застрял в горле, второй расположился где- то в области диафрагмы, и еще один в нижней части груди. Я закричал: «Мама, мама!», и тут увидел, как ее рука потянула меня за яйца и начала вталкивать их внутрь меня. Они проникли глубоко, и когда я попытался вытянуть их обратно, они не поддались. Я потянул еще раз, и они, наконец, встали на место. Ком в горле приобрел цилиндрическую форму и начал ритмично двигаться вверх и вниз. Теперь все три кома соединились. Я впал в панику, но понимал, что все это не что иное, как мой член и мои яйца. Я дышал и в такт с дыханием член двигался у меня в горле вверх и вниз. Это было похоже на мастурбацию. Мокрота во рту превратилась в сперму, и меня начало тошнить, я давился слизью. Я кричал, искажая до неузнаваемости слово «член», которого я так боялся. «Член, член, член». Что все это может означать? Может быть, я гомосексуалист? Я начал впадать в панику. Через некоторое время я понял, что «член» — это символ всего моего разрушительного сексуального лицедейства. Чувства продолжали напирать — иногда в физической, иногда в символической форме. Но чувства эти были разобщены, и мне пришлось возвращаться назад, во все более и более ранние моменты жизни, чтобы дойти до того времени, когда все эти чувства представляли собой единое целое. Я начал постепенно ощущать не прочувствованную мной ранее последовательность событий моей жизни. Во–первых, это внутреннее отрицание того факта, что я был оставлен без любви и помощи в трехлетнем возрасте. Потом слово «член», потом гнев, деструктивное поведение, выражавшееся беспорядочным сексом для прикрытия беспощадного страха одиночества.

Я находился в спальне, в полном одиночестве и был охвачен паникой. Мне захотелось навсегда распрощаться с Я новым. Понимает ли он, что делает? Насколько опасно открывать этот ящик Пандоры? Я был страшно напуган; мне хотелось убежать от самого себя. Я позвонил Янову и пригрозил ему судебным расследованием. Он спросил, какова истинная причина моего звонка, и я признался ему, что мне страшно. Что я боюсь. Боюсь своих чувств. Я хотел выздороветь. Мне хотелось откашляться и выплюнуть член, яйца, сперму.

Возможно, быть здоровым — это значит быть реальным, быть настоящим. Но может быть здоровье и хорошее самочувствие подразумевает гомосексуальность. Я не знаю. Янов сказал мне, что его кабинет — это моя законная территория, и на ней я могу быть кем мне вздумается. Мне захотелось убежать на эту свою территорию, защититься там, стать самим собой.