Первобытный менталитет

У нарриньери «в первую ночь после смерти человека его самый близкий родственник спит, положив голову на труп с целью вызвать сновидение о том, кто же тот колдун, который вызвал эту смерть… На следующий день несколько мужчин держат на плечах труп, помещенный в нечто похожее на гроб, называемый нгаратта. Затем друзья покойного образуют вокруг них круг и произносят разные имена, чтобы увидеть, производят ли они какое-либо действие на труп. Под конец самый близкий родственник произносит имя человека, которого он видел во сне: тогда, говорят они, труп сообщает тем, кто его держит, некий толчок, которому, как они утверждают, невозможно противостоять, и все они движутся к этому ближайшему родственнику. Этот толчок — знак того, что произнесенное имя принадлежит именно тому, которого искали»[19].

Те же вопросы, только еще более прямо, задают покойнику на Новой Британии. «В ночь после смерти принято, чтобы близкие покойника собрались около его дома. «Доктор» (тена агагара) громким голосом зовет дух умершего и спрашивает у него имя заколдовавшего его человека. Если ответа нет, тена агагара произносит имя человека, и отношении которого есть подозрения, а все вокруг внимательно прислушиваются. Если никакого ответа нет, произносится другое имя, и так продолжается до тех пор, пока наконец, в момент, когда названо определенное имя, внутри дома или из раковины, которую держит в руке тена агагара, не раздастся звук, похожий на то, как если бы кто-нибудь стучал пальцем по дощечке или по циновке: это и есть ясное доказательство виновности названного»[20].

Труп во время подготовки к похоронам может и сам по себе указать на виновника смерти. «Человек, зашивающий отверстия тела, чтобы их закрыть, подвергается опасности, если у него нет крепкой бечевки. Если ей случится разорваться, то это приписывают гневу покойника, который, как считают, дает таким способом знать, что это тот самый человек, который его заколдовал… Если игла недостаточно заточена для того, чтобы легко войти в тело, то самое легкое шевеление трупа под давлением затупившейся иглы интерпретируется как самопроизвольный жест трупа, и считается, что он указывает на то, что тот, кто сейчас зашивает, и есть виновный»[21].

«Диери получают указание о том месте, в котором живет причинивший смерть тогда, когда труп помещают в яму: о нем говорит направление, в котором труп падает с рук двух мужчин, которые несут его над головой»[22]. В племени вурунджерри «когда нет гадателя, чтобы сказать, кто убил покойного, принято, вырыв могилу, тщательно подмести дно и поискать на очищенной таким образом поверхности маленькое отверстие. Поместив в него тоненькую палочку, по принимаемому ею наклону узнавали то направление, в котором следовало искать виновного»[23].

И в этом, и в предшествующем случае воспринятое указание — это, безусловно, ответ умершего на вопрос живых. Живые внимательно ожидают раскрывающий знак: его появление означает, что мертвый говорил. Точно так же обстоит дело и у индейцев, которых наблюдал Даусон. «Когда виновное племя не обнаруживается иным образом, вопрос решают после того, как труп помещен на дерево: внимательно следят за тем, в каком направлении двинется первый червь, упавший с тела и поползший по тщательно подметенной перед ним земле. Когда тело погребено, поверхность могилы подметают так, чтобы она стала совершенно ровной: тогда первый муравей, который проползет по могиле, покажет направление к тому племени, которое причинило смерть»[24]. Кто же этот муравей: сама ли это душа только что умершего или же он просто послан или направляется им? Трудно сказать, и видимо, эта трудность вызвана только непреодолимым затруднением, возникающим всякий раз, когда для выражения коллективных представлений первобытных людей употребляют слово «душа». Впрочем, что касается занимающего нас предмета, то нет необходимости выбирать между этими двумя предположениями. Достаточно того, что в сознании туземцев муравей выполняет ту же обязанность, что и червь. Последний же — и в этом не приходится сомневаться — тесно связан с телом, с которого он падает. Направление, в котором он ползет, отвечает на вопрос, поставленный живыми только что умершему.