Первое дело Иеро

В небе медленно летела Бродячая Звезда. В старых преданиях говорилось, что ее зажгли люди. Так ли, нет, но глядя на нее, он чувствовал безотчетный страх, почти такой же, как при виде Малой Башни.

Страх — не страшен, страшен страх страха. Звезда пролетит, а страх может остаться. Значит, его нужно оброть.

Молитва помогла. Пришла уверенность. А быстро он справился, в первые дни по полночи не мог заснуть после пролета Звезды.

Аббат Демеро знает его лучше, чем он сам. Если Аббат выбрал Иеро, следовательно, он вполне подходит для дела. В конце концов, он ведь будет только помогать, здесь важнее всего усердие. Усердия ему не занимать. Быть может, его послали не ради пера Кельвина, а ради него самого? У опытного, мудрого священника трудно ничему не научиться. Он будет стараться изо всех сил, чтобы потом не сожалеть о потерянных возможностях.

Спал Иеро вполглаза. Вещих снов не видел. Жаль, но такие сны посещали его редко. Может быть, всего однажды. Может быть — потому что пока не сбудется не узнаешь, Вещий сон, или нет. Если ты, конечно, не священник. А он не священник, он только учится.

Он начал перебирать виденное за ночь. Иногда и простой сон вещего стоит.

Но сны помнились плохо. Разве что… Он сконцентрировался. Смутные образы постепенно прояснились. Какие-то запутанные коридоры, сложные механизмы, странные грибоподобные растения, медведь, говорящий, разумный медведь, прекрасная девушка. Но главное было не девушка, не медведь, а чувство, чувство, будто от него зависит многое. Быть может, судьба всего мира.

Какой это вещий сон, так, фантазия. Вернее, подсознательная проекция чувства ответственности, в семинарии теории сна отводился специальный курс. Треть жизни мы спим, и потому сон достоин внимания не меньшего, чем явь.

Собрались в путь быстро, поели немного, чтобы кровь согреть. Зато заварили не покойную вечернюю травку, а коф-зерно, целую горстку на котелок. Коф-зерно было великой ценностью, полная горсть стоил кунью шкурку, и то, что стражи его не пожалели, говорило о том, насколько они торопятся.

Лорсы за ночь отдохнули и шли бодро. Им и коф-зерна не нужно, когда вдоволь травы.

Иеро чувствовал, как обострились и слух, и зрение, а еще — внутренний слух и внутреннее зрение. Вот что значит покойная ночь на пружинящем лапнике, молитва и, конечно, коф-зерно.

Тайг вокруг просветлел. Ели росли реже, да и были они здесь пониже, чем под Аббатством. А дальше, еще через две недели пути и вовсе будут с человека, хотя верится в это трудно.

Они вышли на высокий, обрывистый берег реки.

— Юкка, — обернулся киллмен. — Придется спешиться, верхом спускаться опасно.

Конечно, лорс может оступиться, подвернуть ногу.

Иеро соскочил на землю, прошелся, разминая затекшие ноги. Сегодня он пробовал сидеть, как сидели воители древности, поджав ноги под себя. Ничего хорошего не получилось. Может, с непривычки, но, скорее, потому, что он не древний человек. Те, впрочем, ездили не на лорсах, а на лошадях. Он видел картинку в книге. Лошадь животное маленькое, и без рогов! Говорят, они еще сохранились где-то на юге. Жаль тех людей, кому придется променять лорсов на лошадей.

Стражи шли вдоль берега, ища спуск поудобнее.

Иеро отошел в сторону. Вид, действительно, захватывающий. На полдня пути простор, незаполненная ничем воля. В такие минуты жалеешь, что нет у тебя крыльев — раскинул бы их и полетел над рекою, над Тайгом, и прилетел бы в неведомый город, где живут еще Древние Люди.

Сказки. Старые сказки.

Вдруг Иеро почувствовал, будто из реки, из глубины к нему протянулась ниточка. Невидимая такая ниточка, протянулась и подтягивает к себе, иди, друг мой, поскорее.

Он машинально шагнул к обрыву. Другой шаг, третий. Стоп. Что-то здесь не так.

Иеро закусил губу — не по детски, а до крови. Боль отрезвила.

— Стойте! — крикнул он и удивился своему голосу. Слышно было словно со стороны, и кричал не семинарист, а совсем маленький мальчик. — Стойте, здесь нельзя подходить к реке.

— Вы уверены, мастер Иеро? — почтительно спросил киллмен Оррис. — Ближайший брод в двух днях пути.

— Уверен, — Иеро постарался, чтобы и голос звучал уверенно. Он чувствовал, да, действительно чувствовал опасность. Но что за опасность, сказать не мог.

Стражи остановились, взяли лорсов под уздцы.

А вдруг его, Иеро, путает Нечистый? Заставляет идти в обход, теряя время, теряя силы? Да и не известно, что там, на другом броде, а ведь здесь — картинка, загляденье, покой.

Из Тайга на противоположном, пологом берегу выскочил олень, низкорослый, с длинной косматой шерстью. За ним бежали волки. Два волка. Для оленя и два слишком много. Не из-за волков ли он, Иеро, встревожился? Но для киллмена два волка — это два удара копьем. Это ему, семинаристу волки кажутся страшными чудищами.

Олень большими прыжками несся к реке. Переберется через речку, а там, глядишь, и спасется.

Не перебрался. Тихая, зеркальная гладь превратилась в бурный водоворот. Олень закричал, и крик его, пронзительный, тоскливый настолько напоминал женский, что сердце сжалось, а потом забилось вдвое быстрее.

— Снапер! — воскликнул Оррис.