Первое дело Мегрэ

Маленький доктор находился в гостиной дома Лардилье на набережной Шортрон; солнце било прямо в окна, но опущенные жалюзи пропускали лишь узенькие полоски света. Перед ним сидел грузный человек с густой шевелюрой и недоверчивым, хмурым взглядом.

— Вы старый колониальный житель, если можно так выразиться…

— Мне шестьдесят два года, из них сорок я провел в колониях. Не скрою, что я сам всего добился, с помощью трудолюбия и терпения и, конечно, с помощью упорства…

— Вы знавали человека, по прозвищу Пополь?

— С ним я не был знаком и, признаться, не имел ни малейшего желания знакомиться. Доведись вам жить в Африке, вы бы знали, что люди, подобные ему, — отъявленные негодяи, азартные игроки, которые наносят немалый ущерб делу колониализма…

— Позволю себе задать вам нескромный вопрос, мосье Лардилье… Поймите мое желание добиться истины. Зная ваше мнение о чудаке Пополе, я бы хотел уяснить, почему вы позволили своей дочери…

— Знаю, что вы скажете. У вас, доктор, без сомнения, нет детей. Моя дочь, мать которой умерла пятнадцать лет назад, провела большую часть своей жизни в колонии, где нравы свободнее, чем здесь. У меня никого нет на всем свете, кроме нее. Нечего и говорить, что она балованное дитя. Когда я рискнул сделать замечание по поводу Поля Кероля, она мне ответила просто:

«Не моя вина, что на борту никого нет забавнее его». И я понял, что отговаривать ее бесполезно.

— Таким образом, к сожалению, на ваших глазах за вашей дочерью начали ухаживать… Брови дельца нахмурились.

— Черт возьми! Стоит девушке поиграть в мяч с мужчиной, как ее непременно в чем-то заподозрят…

«Полно, полно. Зря сердишься, любезный, — подумал Жан Доллан. — На сей раз я буду учтив».

А вслух произнес невинным тоном:

— Прошу прощения… Я просто повторил словцо, которое капитан…

И тут делец вышел из себя:

— Нечего сказать, хорош ваш капитан! Целый день не отходил от дам, а теперь позволяет себе…

— Верно, он поклонник прекрасного пола… Но я хотел бы поговорить с вами о делах поважнее. Представьте себе, я пришел к убеждению, что Пополь прятал у себя в каюте какой-то предмет и что именно из-за этого предмета его и убили. Да, я пришел к такому убеждению и почти уверен, что ваша дочь не причастна к преступлению… Вам ясно?

— Что вас навело на эту мысль?

— Да один пустяк… Я интуитивно в этом уверен… Так вот, послушайте…

Жан Доллан вдруг стал несносно болтлив и самоуверен. Глядя на него, трудно было поверить, что этот невзрачный развязный человечек в самом деле раскрывал таинственные преступления, по общему признанию — непостижимые.

— Вы много плавали, мосье Лардилье… А я, представьте себе, впервые сегодня утром поднялся на борт настоящего теплохода. Вот почему я и задаю вам такой вопрос: если б вы захотели спрятать бумажник или просто бумагу в роскошной каюте, вроде каюты Пополя, какое место вы бы выбрали? Все дело в этом… Когда я смогу ответить на этот вопрос, господам из полиции придется освободить вашу дочь с нижайшими извинениями.

— Бумажник, — повторил Лардилье. — Какого вида бумажник?

— Скажем, маленький бумажник из крокодиловой кожи… Мы обыскали каюту сегодня утром… почти в полную негодность привели ванную комнату… обшарили и каюту негра…

— И ничего не нашли?

— Ничего. Но я отказываюсь верить, как и комиссар, что убийца успел прихватить с собой бумажник, о котором идет речь, и с ним убежать… Сам факт, что ваша дочъ появилась…

— Дочь утверждает, что она никого не видела.

— Знаю, знаю… читал ее показания.

— Вы считаете их неискренними?

— Совершенно искренними… то есть…

— Что «то есть»?

— Да нет, ничего… Вы не ответили на мой вопрос, мосье Лардилье. Куда бы вы спрятали бумажник?

— Право, не знаю… Под ковер?

— Смотрели…

— На шкаф…

— Искали.

— В таком случае, прошу извинить. Но мне нужно принять адвоката дочери — он ждет меня в два часа… Подумать только, ее посмели взять под стражу, как преступницу! Благодарю за визит, доктор. Всегда готов к услугам. Не угодно ли сигару?

— Благодарю.

Слишком много сигар! Слишком много виски! Он и так был возбужден. Таким оживленным он бывал не часто. И, явившись в редакцию газеты «Птит Жиронд», поразил редактора своим многословием.