Его можно спасти, но для этого необходимо, чтобы он сделал с собой то же, что уже проделал с ней: необходимо, чтобы он вернулся из Страны в своё умирающее тело. Без поддержки духа плоть долго не протянет. И вновь медицинская сумка Линден оказалась слишком далеко от пациента. В недостижимой дали. Его может спасти только собственная воля к жизни. А вся его сила воли изошла серебряным пламенем для того, чтобы спасти её, Линден, от судьбы. Он отослал её назад. Он обменял её жизнь на свою, как уже выменял раньше жизнь Джоан.
Сначала её отец.
Потом — мать.
Теперь Ковенант.
Томас Ковенант, Неверящий, Обладатель кольца из белого золота, прокажённый любовник, научивший её ценить превыше всего риск оставаться человеком в любых обстоятельствах.
И теперь он умирает у неё на глазах.
Сердце Линден бешено заколотилось, и она ощутила, как связывающая их ниточка истончается. Она открыла рот, чтобы крикнуть в яростном протесте: «Нет!», но, прежде чем слово слетело с её уст, она уже приняла решение. Она вскочила на ноги и изо всех сил уцепилась за связывающую её с Ковенантом струйку дикой магии. Больше ей не на что было надеяться. Это было всё, чем она могла оперировать. Она могла, она должна была заставить её подчиниться. Лучше это, чем его смерть! И, вложив все силы в крик, она отчаянно воззвала:
—
Зов канул в темноту ночи. Линден не знала, как ещё ей попытаться вызвать его сюда. Что нужно сделать, чтобы он услышал её? Она снова попыталась овладеть дикой магией, но та не подчинялась. Ковенант слишком крепко держал свою силу и ни с кем не желал ею делиться. И попытка овладеть своим даром сделала его ещё сильнее. И отчаяние тоже закалило его. А Линден никогда до сих пор не имела дела ни с какой особенной силой. И не знала, как с ней управляться.
Но ведь её
Она понимала теперь, как дозваться.
И цена её не остановит. У неё не было времени. Отринув все сомнения, она шагнула прямо в догорающий костёр, словно это была её личная каамора.
Жёлтые языки пламени больно лизнули кожу.
И Ковенант увидел, что Линден в опасности. И инстинктивно попытался дотянуться до неё и вытащить её к себе.
А она изо всех сил вцепилась в путеводную струйку энергии и поползла по ней к её источнику.
Окружающие деревья стали прозрачными и превратились в туман, а задувший из космоса ветер разметал его. Камень под ногами Линден растаял в первозданном мраке. Тело Ковенанта, распростёртое на валуне, то исчезало, то появлялось вновь. Потом оно исчезло в последний раз, и Линден, сияя словно комета, устремилась в бесконечность космического одиночества.
В голове её роились слова, которые она пыталась сложить в столь необходимую ей одну-единственную фразу.
Не успев даже подставить рук, чтобы смягчить удар, она с размаху врезалась лицом в каменный пол кратера. Лёгкие вновь заработали, а в висках горячо забился пульс. Кожа горела, напоминая о костре. Но через несколько секунд Линден убедилась, что цела и ничего по-настоящему не болит. Она жива!
Чьи-то тёплые руки помогли ей приподняться. Да, ей действительно нужна была помощь. Голова ещё кружилась от удивительного перемещения между мирами. Даже каменный пол под ногами казался болотом. Добрые руки помогли ей встать на ноги. И тогда она узнала знакомую уверенную хватку харучая. Руки Кайла. Как она была ему рада!
Но почему-то она ничего не видела. Пол уходил из-под ног. Или это остров содрогается в предсмертной агонии? Да, здесь действительно темно. Звезды, возникшие из ауры Червя, исчезли. И пламя Ковенанта тоже погасло. Страшная мысль поразила Линден: если она не видит своих друзей, значит, все они погибли.
Она тщетно крутила головой, пытаясь найти взглядом хоть кого-нибудь. Лишь за спиной харучая лежал труп Мечтателя. Хоннинскрю обнимал его, но тоже не шевелился.
Боль утраты пронзила Линден. Трос-Морской Мечтатель! Жертва Глаза Земли и немоты. Он ничего не успел сделать особенного в своей жизни, кроме того, что принёс её в жертву друзьям, которых любил.
Тут Линден заметила, что капитан жив. Он дышит. Но все его огромное тело было парализовано болью огромной утраты. И теперь она окончательно осознала, что вернулась назад. К своим друзьям. Теперь ока уже ясно различала в темноте их силуэты, и печаль улетела неведомо куда.