Первое грехопадение

— Да ничего. А у тебя?

— У меня — замечательно.

— Ну, по тебе и видно… Ладно, давайте.

— Ага, пока.

Я не выдержал, оглянулся. Всего-то за угол завернуть осталось — нет, любопытство победило. Тотчас же назад, но мгновение роковое было. Роковое…

У меня и сейчас перед глазами порой встаёт эта сцена — целующиеся парень с девушкой, вид сзади. Поцелуй что надо — я таких и в кино не видел. Нежность, счастье, любовь — любовь, чёрт возьми! — всё здесь. И рука. Его рука — чуть ниже её талии.

— Ну что, на свадьбу-то будешь звать?

Он рассмеялся.

— Об этом рано ещё.

— А чего рано? У вас, я гляжу, костёр вовсю пылает.

— Ну, костёр это одно, а свадьба — другое.

— Тянуть-то тоже не надо. Правильно?

— Правильно, но тут ведь знаешь… тонко всё.

Тонко всё… Тонко, слов нет. Я, в общем-то рад, что они так и не поженились. Радость злобная конечно, но всё же. Возможно даже, что и я немалую роль в этом сыграл. Утверждать определённо не могу, но драка та наша в своём роде узловым моментом была. Перед самым окончанием бурсы случилась.

— Что тут у вас такое? Ты чего плачешь?

Она стояла у стены, лицо закрыто ладонями, всхлипывала. Была ночь уже, город спал, улицы пустынны. Я возвращался домой. Не пьяный, нет. Каким-то образом на них наткнулся.

— Муки любви что ли? — я пытался шутить поначалу.

— Пошёл вон!

Это он сказал. Причём небрежно так, через плечо, не оборачиваясь.

— А, что с тобой? — я заглянул девушке в лицо. Ладони её сдвинулись плотнее.

— Пошёл вон, я сказал!

И вот тут я ударил его. Потом ещё. Не скажу, что это было неприятно.

Он тоже отвечал, довольно прицельно. Хоть она и бросилась тут ко мне, оттаскивать стала — но это ещё неизвестно, кто кому больше дал. По крайней мере фингал на физиономии не сходил у меня после этого две недели. У него же фингалов вроде не было.

Потом я видел его ещё несколько раз. Он демонстративно от меня отворачивался, я тоже предпочитал смотреть куда-нибудь в сторону.

С ней же он больше под руку не ходил.

Один из многих — а сколько скверных воспоминаний!

ПУЗЫРИ НА ГУБАХ ФЕСТИНЫ

Фестина, девочка восьми лет, самая непослушная в большой семье крестьянина Пьетро, того самого, у которого нет двух пальцев на правой руке. День ли, ночь — Фестина никому не даёт покоя. Дождь ли, снег — она носится по двору, кидает в братьев высохшие навозные лепёшки и заразительно смеётся. Её пытаются остановить, утихомирить — куда там, разве может угомониться такой бесёнок, как Фестина? Отец качает головой, мать разводит руками, сёстры хмурятся — из-за этой Фестины на них никто не обращает внимания. Братья тоже сердятся, лишь средний, Сильвио, потакает ей в её забавах. Носится, кидает лепёшки в ответ, хохочет.

— Сильвио! — кричит отец. — Тебе уже четырнадцать лет! Скоро жениться, а ты прыгаешь, как горный козёл. И не стыдно тебе?

Слова отца заставляют Сильвио на какое-то время остановиться. Но веселье Фестины так заразительно, так естественно — она строит ему рожицы, показывает язык — не может же он оставить это просто так! Он пускается за ней вдогонку, Фестина визжит от восторга, Сильвио тоже смешно, а старые родители лишь тяжко вздыхают.

Но лучше всего у Фестины получается пускать пузыри. Она набирает полный рот слюней, надувает щёки, а потом ловкими движениями языка и губ заставляет неизвестно как возникающие пузыри кружиться в воздухе — до тех пор, пока они не лопнут. Они лопаются быстро, до ужаса быстро — как жаль! — но Фестина не грустит. К чему грустить, она наделает их столько, сколько можно сосчитать.

— Раз! — кричат соседские мальчишки, среди которых выделяется Донато, приёмный сын лавочника, он наиболее дружен с Фестиной, за что считается её женихом. Пузырь, покружившись несколько секунд, лопается. Фестина готовит к запуску новый.

— Два! — горланят мальчишки, наблюдая за полётом нового пузыря. Фестина горда собой, она в зените славы, она — королева улицы.

— Три! — радуются пацаны новому пузырю Фестины. Кто-то из них, наверное этот маленький гадкий негодник Бруно, который вечно всем завидует, тыкает в пузырь пальцем. Тот лопается раньше отмеренных ему секунд.

— Гад! Урод! Вонючка! — кричат ему дети и Фестина громче всех. Последнее утверждение особо справедливо, ведь все знают, что у Бруно постоянно пахнет изо рта. Его толкают в плечи и в спину и изгоняют из компании. Обиженный, он встаёт в стороне и завистливо смотрит на прогнавших его детей — он уже горько раскаивается в содеянном.

— Ай-ай-ай! — воткнув кулаки в бока, качает головой мама Фестины. — Как некрасиво! Марш домой! — кивает она, но Фестина не хочет уходить. Тогда, схватив её за руку, мама тащит Фестину за собой — делать это приходится буквально волоком — Фестина упирается и плачет.

— До завтрашнего дня здесь просидишь! — запирает мама Фестину в чулане.