Первое королевство. Британия во времена короля Артура

Географы, чья работа становится все более важной по мере того, как современный путник ищет дорожную карту, чтобы ориентироваться в тех смутных временах, стараются понять, как менялись — или не менялись — представления о территориальном делении (и их физическое воплощение). Некоторые видят преемственность на протяжении половины тысячелетия — от племенных союзов конца бронзового века (таких как добунны и кантиаки) через королевства раннего Средневековья типа Хвикке к привычным графствам вроде Кента. Однако в мозаике небольших политических, социальных и культурных образований (их опознано около 200) удается обнаружить и менее очевидные связи. Это элементы, укорененные в многообразных ландшафтах Британии, отзвуки имен, которые слышны в древних названиях и записаны в юридических документах: Arosætna — народ с реки Эрроу (Arrow) в Вустершире, Pecsætna — народ Скалистого края (Peaks Discrict) в Дербишире, Myrcna (мерсийцы) — жители окраинных земель (marches). Многие из этих названий сохранились в знаменитом, но загадочном документе VII или VIII века, известном как «Роспись племен»[26], – первой политической карте новой эпохи. Тем не менее важные части этой географической головоломки отсутствуют: мы видим не фильм, а отдельные кадры, и к тому же очень нечеткие.

Археологи, проводящие раскопки, также со все большей уверенностью отмечают преемственность на разных уровнях — от переделки и починки вещей и строений до общих тенденций в обустройстве поселений: разбитые обеденные тарелки тонкой работы не заменяли, а чинили, скрепляя медной проволокой, виллы служили жильем до середины V века, но уже не были прежними, городские центры превращались в мастерские, появлялись новые типы жилищ и экзотические ритуалы погребения. Археологи фиксируют изменения в географии распространения и форме материальных объектов, начиная с украшений и пряжек для поясов, заканчивая оружием и архитектурой, отслеживают перемещения керамики от анатолийской печи для обжига к валлийской крепости на холме, составляют описи инструментов, воссоздают ремесленные техники, реконструируют жизнь мужчин и женщин, перемещавшихся по дому и по двору.

Главное искушение археологов — их воображение. Они преуспели в реконструкции и описании материальных процессов: они могут рассказать, как обрушиваются стены, как зарастают илом канавы, могут датировать органические останки и по ним проследить изменения окружающей среды, описать рацион, болезни и травмы. Однако они не способны закрыть лакуны в пространстве и времени — те неведомые недели, месяцы, годы или столетия, что заполняют провал между мозаичным полом, тщательно выскобленным в последний раз, и лугом, который теперь его покрывает. Получив в свое распоряжение должные ресурсы, археолог сможет многое рассказать о том, чем занимались день ото дня жители Солсберийской равнины, но никогда не узнает, как, почему, когда именно они ушли. А история конца римской Британии — это прежде всего история оставленных поселений. Или, по крайней мере, она такой кажется.

В последние тридцать лет среди историков преобладает мнение, что максимальная численность населения Британии в первые четыре века нашей эры составляла более 2 миллионов человек. По более амбициозным (и детальным) оценкам, при городском населении примерно в 250 тысяч человек (если считать городами все поселения от Лондиния до придорожных селений меньше Нук-Дауна), 100 тысячах военных, живших в гарнизонах или рядом с ними, и более чем 3 миллионах человек, живших на хуторах и в деревнях, общая численность населения должна была составлять порядка 3,5 миллиона[27]. Даже если эти оценки неточны, они вряд ли сильно расходятся с истиной. Аэрофотосъемка, данные лидара[28], представленные в базе Portable Antiquities Scheme[29], и опубликованные результаты раскопок, проводившихся перед строительством новых зданий, существенно расширили перечень известных нам поселений римского периода в Британии (хотя обнаружены, по всей вероятности, еще далеко не все).

Ни один серьезный исследователь не станет утверждать, что подобная численность населения была характерна для эпохи Беды или любого другого периода, предшествовавшего Нормандскому завоеванию (даже если допустить, что многие поселения и места захоронений тех времен нам также неизвестны). Судя по свидетельствам Гильды, в Британии к тому моменту, когда он писал свою проповедь-предостережение «О погибели и покорении Британии»[30], – то есть между 490 и 540 годами, – рождаемость значительно снизилась или смертность существенно возросла (или и то и другое вместе). Очень жаль, что мы не можем точно датировать сочинение Гильды[31] и поэтому не можем определить, насколько быстро уменьшалась численность населения. Данные об оставленных поселениях — ненадежные свидетельства: отчасти потому, что они не говорят, куда ушли люди, или — если они умерли от голода или были поголовно истреблены — где лежат их останки.